Все замерли на секунду. Новое лицо – вернее, полускрытое лицо – в и без того накаленной ситуации.
– А это… кто? – первая нарушила молчание Лика, ее взгляд метнулся от капюшона к знакомым лицам, словно проверяя, не пропустила ли кого вчера. – Вчера… вчера вроде все представились. А ты? – Она адресовала вопрос напрямую фигуре в капюшоне, ее голос звучал не враждебно, но с оттенком усталой досады. Вечный тик-так в стене вдруг показался громче.
Тень в капюшоне медленно поднял голову. Капюшон съехал чуть назад, открыв худое, бледное лицо с запавшими глазами неопределенного серого цвета. Взгляд его был расфокусированным, словно он смотрел сквозь людей и стены. Он не ответил сразу. Его губы чуть дрогнули, будто он что-то беззвучно шептал или прислушивался к чему-то в наушниках, которые давно не работали.
– …Артем, – наконец произнес он тихо, так тихо, что слова едва долетели. Голос был хрипловатым, неиспользуемым. – Зовут. – Он сделал паузу, его взгляд скользнул по поддону с едой, потом к вновь замиравшему Марку, к Асе, к панели. Никаких эмоций. Лишь глубокая, почти животная настороженность. – Шум. Думал… ловушка. Или они… – Он кивнул куда-то в сторону коридора, не уточняя, кто они. Возможно, «Другие» Ульяны. Возможно, что-то иное. – Еда? – спросил он просто, как констатацию факта, а не требование.
– Еда, – ответил Алекс, ловя его расфокусированный взгляд и стараясь говорить спокойно, четко. – Пять порций на всех. Испытание. Надо распределить единогласно. За тридцать минут. За успех – баллы. За провал – минус баллы и закрытая кухня. – Он кратко изложил суть, понимая, что каждое слово сейчас на счету. 13 минут осталось. – Мы как раз пытаемся найти… компромисс.
– Компромисс, – повторил Артем, словно пробуя незнакомое слово на вкус. Его взгляд снова уперся в еду, потом медленно скользнул по лицам, задерживаясь на каждом на долю секунды – на разгневанном Марке, на собранной Асе, на озабоченной Лике, на циничном Матвее, на расчетливом Кирилле, на испуганных близнецах, на напряженном Глебе, на наблюдающей Соле. Казалось, он не столько видел людей, сколько считывал их напряжение, как раньше считывал стены. – Голодные. Все. Страх. Злость. – Он констатировал факты без осуждения. – …Единогласно? Трудно. – Он снова замолчал, его пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая невидимые трещины в воздухе между людьми.