Он не плакал. Не мог. Всё внутри стало твёрдым, каменным.
В середине октября мама умерла.
Это случилось ночью. За окном шёл дождь. Ветер рвал ветки яблони под самым окном спальни. Миша лежал, не смыкая глаз. Потом дом вдруг затих – настолько, что он услышал, как падает капля с подоконника.
Он встал и подошёл к маминым дверям. Открыл их тихо, как всегда. В комнате пахло лекарствами и увядшими цветами. Мама лежала с открытыми глазами, но не моргала.
Он стоял так, не двигаясь, а потом понял, что больше не слышит её дыхания.
Похороны слились в одно серое пятно. Чужие лица. Запах сырой земли и венков. Отец стоял, стиснув челюсти, даже не попытавшись взять сына за руку.
А ночью они поссорились.
– Перестань рисовать этот чёртов мрак! – крикнул отец. – Мама бы не хотела, чтобы ты вот так себя вёл!
– А как надо? – закричал Миша. – Делать вид, что всё нормально? Что её больше нет?
Отец отшатнулся, как от пощёчины. Ушёл, захлопнув дверь так, что со стены слетела рамка с фотографией.
На фото мама смеялась. Летний день, яблоневый сад, солнце пробивается сквозь листья. Миша смотрел на это фото, как на что-то из другой жизни.
Через неделю отец подошёл к нему и сказал:
– Поедешь на каникулах к деду в деревню. Тебе нужно… сменить обстановку.
Миша ничего не ответил. Он молча собрал рюкзак, положил туда краски, кисти и тюбик зелёной акриловой краски, который мама подарила ему на прошлый Новый год.
И в день, когда листья падали особенно густо, Миша сел в автобус и уехал туда, где небо казалось бесконечным.
Дорога тянулась бесконечно, словно серая змея между лесами. Автобус вздрагивал на каждой яме, скрипел старыми амортизаторами, пах нагретым металлом и сырым войлоком. За окном мелькали поля, тонкие белые берёзы и редкие домики с облупившейся краской.
Миша сидел один на заднем сиденье. В рюкзаке у него перекатывались баночки с краской – он слышал их тихий стук при каждом повороте. Он не смотрел в окно. Всё внутри него казалось пустым, словно кто-то вынул из него сердце и оставил только оболочку.
Иногда он всё же поднимал взгляд и видел, как небо распахивается всё шире. Чем дальше от города, тем оно становилось выше, чище, светлее. Но ему было всё равно.
Автобус остановился на крохотной площадке, посреди которой стояла ржавая табличка: «Верхние Луга». Вышло всего три человека. Миша шагнул на землю, и его обдало ветром, пахнущим сырым мхом и дымом. Листья кружились вокруг ног, будто кто-то развеивал золотую пыль.