Звуки эти сопровождали Лилю примерно с середины пути и до самого дома. Чем ближе подходила она к жилью, тем очевиднее они становились и тем явственнее ощущалось, что за ней на мягких лапах, до поры тая беспощадные когти, крадётся что-то опасное. Она не видела этого существа, не слышала дыхания, но ощущения чужого присутствия то и дело продирало ознобом спину.
Лиля не хотела представлять, что именно могло производить подобные звуки, и старательно гнала от себя образ призрачного верзилы с длинным лицом, но воображение услужливо дорисовывало ему то длинные ручищи с тонкими костлявыми пальцами, волочащимися по земле, то перепончатые когтистые лапы, бесшумно ступающие по мху. Это была сумеречная зона, и вряд ли стоило ждать добра от её обитателей – если, конечно, здесь в принципе могло бы водиться хоть что-то живое. Скорее всего, водилось именно что вовсе не живое. Может, что-то, для чего понятия «жизнь» и «смерть» давно потеряли смысл.
Словно в подтверждение её мыслей, раздался короткий смешок (будто ветка сухая треснула) – и оставшиеся до дома метров десять Лиля пролетела, дух не переводя.
Над крыльцом едва-едва теплилась невесть откуда взявшаяся лампадка, за стеклянной дверцей которой горела, потрескивая, тоненькая свеча. Её свет был таким слабым, что казалось, достаточно одного дуновения, и он погаснет навсегда. Тьму эта конструкция почти не разгоняла, но зато на сердце стало немного теплее. Крошечный огонёк был чем-то большим, чем просто светом – он был напоминанием, что где-то ещё есть доброта, есть память, есть любовь.
Лиля поняла, что где-то там, на той, уже недостижимой для неё стороне, кто-то близкий думает о ней сейчас: грустит или тихо улыбается, вспоминая что-то хорошее – и питает маленький свет своим теплом.
Она осторожно сняла лампадку с крючка. Стекло было приятно тёплым на ощупь, ласковым, живым. Не хотелось её оставлять снаружи почему-то. Казалось, что стоит это сделать – и тьма тут же поглотит этот хрупкий огонёк, а вместе с ним и последнюю каплю надежды.
Поблагодарив родную, пусть и пока забытую ею душу, Лиля зашла в дом. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, словно бы это гарантировало, что все страхи остались снаружи, однако Лиля знала: за порогом сгущается ночь, наполняясь новыми шорохами. Но пока в её руках дрожал этот маленький огонёк – она была не совсем одна. И это было главное.