Впервые прибыв в Цюрих, Бревурты остановились у четы Беттерли, только что пообщавшейся с мистером Плезантом Стоваллом, послом Соединенных Штатов в Швейцарии. Продолжать ли им отпуск или отправляться домой? Мистер Стовалл сказал, что опасения войны в Европе небезосновательны. Но, как всякий выдержанный дипломат, хорошо понимавший катастрофические последствия открытого военного конфликта, он надеялся, что здравый смысл и дружественное вмешательство позволят предотвратить такое масштабное бедствие. Не прошло и месяца, как Австрия, Сербия, Германия, Россия и Великобритания официально объявили о вступлении в войну. Вскоре в войну оказалась втянута почти вся Европа.
Потянулись странные месяцы, когда пестрое американское сообщество Швейцарии оказалось в ситуации, по большому счету схожей с повседневной жизнью Бревуртов. Все столкнулись с дефицитом наличности и золота; чеки, выпущенные даже солидными американскими банками, аннулировались; кредитные письма не принимались. Миллионеры зависели от доброго расположения владельцев отелей и вынуждены были одалживать у них карманные деньги. Люди приходили к чаю со своим сахаром. Все получали продовольственные карточки, и гости на званых обедах, в платьях и фраках, отдавали свои хозяевам, перед тем как сесть за стол. Почти никто не знал, на что будет жить завтра. И миссис Бревурт охватила неведомая прежде эйфория.
Тем не менее даже Бревуртов затронули реалии военного времени – те реалии, о которых постоянно напоминали военные самолеты разных стран, рассекавшие небо над самыми Альпами по пути на фронт. На большинстве судоходных линий интернировали суда или отменяли рейсы. Достать билет хотя бы на маленькое, переполненное судно было роскошью, требовавшей связей в самых высоких кругах. И если миссис Бревурт делала все, что могла, чтобы обеспечить своей семье безопасное возвращение в Америку, то мистер Бревурт, похоже, переехал на постоянное место жительства в далекие края, где правили оккультные заговоры, мистические иерархии и непостижимые законы. Он все хуже справлялся с повседневными делами и с каждым утром все больше терял связь с реальностью. Днем и ночью он разглагольствовал на мешанине вымышленных языков, путаясь в правилах, которые сам же установил для себя, и увязал в противоречиях и парадоксах, осаждавших его разум. Он сделался вспыльчив.