Пельгаш кивнул, сжимая в руке пучок дымной травы. Ответственность легла на его плечи, но она была не тяжкой, а почетной. Он почувствовал себя звеном в длинной цепи.
– Ме керöм, атай, ("Мы продолжим, отец") – сказал он твердо.
– Керöм… ("Продолжим…") – повторил Йиркап, и легкая улыбка тронула его обычно суровые губы. – Вöрса кывзис миян горсö. Сiйö пöртiс миянлы медсö. Одзжык миян куим бортьöдз ветлöм. Öнi лэдзьöм… ("Лес услышал наш крик. Он ответил нам медом. Раньше мы к трем бортями подходили. Сейчас собрали…"). Он кивнул на пестерь. – Асланыд пестерь пыртöд öнi. Тайö – тэтiян мед. ("Свой пестерь неси теперь. Это – твой мед").
Гордость распирала Пельгаша. Его мед! Добытый по всем правилам, с благословения отца и духов. Запах дыма, терпкого меда, древесной смолы и влажной земли висел в холодном воздухе, как священный фимиам, напоминая о только что законченном ритуале у истока. Тяга к меду была сладкой, но тяга к соблюдению древнего равновесия – сильнее. Она была вкусом свободы, выкованной уважением.
Глава 4
Соседи и Соперники. Искра Тайры
…– А, перымский щенок! Думаешь, твой лучик стрелять умеет? – он презрительно ткнул пальцем в лук Пельгаша, вырезанный из можжевельника и тщательно отполированный отцом. Тетива была туго натянута – Йиркап следил за этим.
– Умею, – тихо, но твердо сказал Пельгаш, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Он сжал лук, ощущая знакомую шершавость дерева под пальцами. "Öдва лэдчы, Пельгаш… видз олан…" ("Не злись, Пельгаш… держи себя…") – пронеслось в голове отцовское наставление.
– Докажи! – Торум указал на мишень – толстый обрубок лиственницы шагах в двадцати, на котором уже торчало несколько стрел. – Видзö, кыдз перым пиян лэччö! ("Смотрите, как пермяцкий парень мажет!")
Пельгаш вложил свою стрелу с оперением из орлиных перьев, натянул тетиву. Сердце колотилось. Он вспомнил наставления отца: «Дыши ровно. Целься не глазом, а всем телом. Лук – твоя рука, стрела – твоя мысль. Пусти ее, как дыхание». Он выдохнул и разжал пальцы. Тетива звонко щелкнула. Стрела просвистела и воткнулась чуть левее центра мишени, рядом со стрелой Торума. Неплохо для его лука и дистанции.
Но Торум фыркнул.
– Видишь? – засмеялся он. – Мылам тэныд? Ме, манси пияно, овнам öддьöн бур лэччыны. Нам учиться у тебя? ("Видишь? Чего ты стоишь? Мы, мансийские парни, стреляем куда лучше. Нам учиться у тебя?"). Он вскинул свой мощный, окованный костью лук, явно отцовский. Его стрела, тяжелая, с широким наконечником, с глухим стуком вонзилась почти в самый центр обрубка, заставив древесину треснуть. – Та öддьöн бур лэччöм! ("Вот это попадание!")