– В больнице.
Значит, дело плохо. Отец ненавидел больницы.
– Давно уже?
– Давай поговорим, когда приедешь. Прошу. Хочу все сделать правильно… – Он замолчал; на линии послышались помехи.
Самое странное, что в последние недели отец снился ей почти через день. Вокруг него жужжали пчелы, окружая его фигуру вибрирующим нимбом, и он показывал ей свои новые изобретения – машину-амфибию, новую модель улья, подводные очки из стекла и резины. Ей не нравились эти сны – ведь тогда она вспоминала о нем, а она не любила о нем вспоминать.
И все же Лана задумалась, не пора ли вернуться в Хило. Но сможет ли она его простить? Ей казалось, что все случившееся – его вина. Его железная воля, катастрофа, которой можно было бы избежать, упрямство, которое она от него унаследовала, – не будь всего этого, все могло бы сложиться иначе. Гнев по-прежнему тлел глубоко внутри. И покуда она не вспоминала об отце, этот костер удавалось сдерживать.
Хотя в голове роились беспорядочные мысли, она ответила, и ответ удивил ее саму:
– Завтра же начну готовиться к поездке.
Она давно молила Господа, чтобы подкинул ей повод сбежать из города. И тот, кажется, услышал ее молитвы, хоть повод был и печальный.
Отец шмыгнул носом.
– Я люблю тебя, Лана. Всегда любил и буду.
– Скоро встретимся, пап, – только и смогла ответить она.
* * *
Теперь до Хило можно было добраться самолетом; так было быстрее всего. Лана предпочла бы пароход, но до нее дошли слухи о новых «дугласах» [6], которые закупили на материке «Гавайские авиалинии». Вот и выдался шанс полетать на них, хотя она побаивалась самолетов. Она вышла из машины, держа в одной руке чемодан, а в другой – коробку обсыпанных мелким сахаром маласадас [7].
После ночи неспокойного сна в комнате для гостей, куда она перебралась в прошлом месяце, и ссоры с Баком на ледяных тонах еще до петухов она чувствовала себя ужасно. Он не хотел, чтобы она уезжала, и хотя они оба не произносили этого вслух, ее отъезд казался окончательным, сулящим одиночество, но и необходимым, как воздух.
Их отношения окончательно разладились три месяца назад, дождливым августовским днем. Тот день навсегда отпечатался у нее в памяти. Хуже него у нее в жизни не было дней, разве что еще два.
Лана тогда поехала на пленэр в Ваиманало рисовать маяк Макапуу, но пошел ливень, и она вернулась домой в середине дня. У дома стоял голубой «форд»-купе Бака, и ей показалось странным, что он не на работе, как всегда в четверг в полдень. Она решила, что он что-то забыл, на цыпочках зашла на кухню, чтобы сделать ему сюрприз, а потом услышала сдавленные стоны из спальни. Испугавшись, что он заболел, поспешила зайти и увидела на диване мужа с блондинкой; в руках те держали бокалы. Одного взгляда на постель и взъерошенную прическу женщины хватило, чтобы все понять.