Но сперва я остановилась в Атланте, где накинулась на американские деликатесы – запеченный сладкий картофель под слоем маршмеллоу, посыпанный сахарином, и жареную индейку, маринованную в соусе из колы. Затем автобус отвез меня в Саванну: выпивка на улицах, испанский мох, красивые кладбища и местечко под названием «Райское барбекю», где я впервые с восторгом приобщилась к настоящей кухне американского Юга.
Далее – неделя в Новом Орлеане, о котором я должна была написать статью. Плакат в аэропорту, сообщающий, что этот город – лучшее место для пересадки печени; рок-группа с маленькой, залитой солнцем улочки Французского квартала, по виду и звучанию очень похожая на The Cat Empire; мятные джулепы, мартини, стопки бурбона (разумеется, в баре на Бурбон-стрит); джаз-клубы и гамбо – густой и пряный местный суп; поход в ресторан «У мамы»: бургеры, разложенные на исполинских тарелках.
И вот, наконец, Остин и встреча с техасским другом, который со времен Джакарты отрастил бороду и набрал 12 килограммов. Рестораны, поздние завтраки, мексиканская кухня, красное вино, шахматы у камина в отеле, живая музыка, пиво, вечеринки, фондю, кукурузные чипсы, футбол, девицы в ковбойских сапогах, подкатывающие к моему техасцу, бессонница от ревности, встреча с женщиной, которая «перепробовала всех рокеров в Остине» и запоем читала романы Тима Уинтона. Начос, энчилады на горячих блюдах, хот-доги на бумажных тарелках, текила за обедом, ребрышки-гриль, бургерные, пивные, коктейль-бары и музыкальные бары. Постоянная дурнота – протест организма, замученного излишествами.
Когда я летела обратно в Нью-Йорк, одной пожилой пассажирке стало плохо. Ее уложили в проходе. Самолет экстренно приземлился в аэропорту LaGuardia – самая стремительная посадка на моей памяти. Женщину уложили на каталку, надели кислородную маску и повезли к выходу. Ее друзья гуськом последовали за ней, подозрительно беззаботные. Это были техасцы, прилетевшие в Нью-Йорк на рождественские распродажи. Во всем этом мне почудился недобрый знак. Я ведь тоже вернулась с Юга, ощущая себя лет на сто. Каждая частичка тела стонала от усталости.
Нью-Йорк встретил меня холодом. Тротуары припорошило снегом, а в воздухе витал рождественский аромат хвои. Совсем уж бездомной я не осталась: подруга подруги предложила мне приглядеть за ее котом, пока она в отъезде. Эта женщина снимала в Ист-Сайде крошечную комнату без единого окна. Кота своего она нашла на помойке. Его звали Джордж Костанца.