За этим следует этап идентификации и олицетворения высших сил с различного рода проявлениями окружающего мира, порождая феномен персонифицированных божеств, названных Узенером особыми или же специальными божествами, которые покровительствовали в равной степени как глобальным природным явлениям, так и единичным аспектам человеческого существования. При этом отмечалось, что у римлян, к примеру, «для всех действий и состояний созданы особые боги, которые наделялись четкими именами. Причем обожествлялись не только действия и состояния в целом, но и все их выделяющиеся каким-либо образом периоды, акты, моменты… Так, при освящении поля жрец-фламин призывал помимо богинь земли, Теллуры и Цереры, еще двенадцать богов: Вервактора при первой распашке целины, Репаратора при второй распашке, Инпорцитора при третьей и последней пахоте, Инситора при севе, Обаратора при запахивании послесева, Оккатора при бороновании, Саритора при выдергивании сорняков, Мессора при жатве, Конквектора при свозе зерна, Кондитора при закладке в амбар, Промитора при выдаче зерна из амбара»228. В дальнейшем продолжается процесс универсализации, определяющий окончательное оформление целостной картины мира, на завершающей стадии которого оформляется феномен высших божеств, трактуемых автором как личные, что, по его мнению, было важной закономерностью развития языка. По мере трансформации языка продолжается процесс персонификации божеств. Дальнейшее обобщение именований высших сил и наделение их антропоморфными чертами ведут к оформлению образа Бога-творца, воплощающего мироздание, осознаваемое человеком через мифологическое переживание мира. Таким образом, феномен трактуется как форма проецирования социальных и иных связей через призму «духовного переживания мира». В качестве примера Узенер использовал сравнение триединства Бога христиан с процессом формирования семьи как духовного триединства его членов.
Описываемая трактовка природы мифа в целом близка к умозрительной, и, несмотря на это, теория трансформации «низшей мифологии» по принципу индукции может трактоваться в качестве важного этапа развития «романтической» традиции интерпретации мифа. В целом представителям этого течения удалось продемонстрировать, что мифологическая образность системна и исторически развивается (в соответствии с изменением общества, его потребностей) на основе процедур обобщения и абстрагирования.