Моя ненависть ко всему миру и своей дурацкой жизни гармонично переплелась с её женской тоской, омытой слезами безысходности.
– Я вижу, что вам одиноко, – почему-то сказал я, не поднимая глаз от своего дешёвого бутерброда и чашки мутного кофе.
– Не приставайте, – огрызнулась она, и тут же расплакалась, – мне очень плохо. А вам совсем незачем встревать в мои проблемы. Идите к своей жене.
Если бы мне самому не было в тот момент так гадко на душе, то я, учитывая мою неспособность заводить отношения даже с теми кандидатками, которых мне периодически поставляла мама при посреднической деятельности своих подруг, и не привязался бы к этой одинокой красавице. Но тут сработал инстинкт. Мне захотелось защитить эту несчастную девушку, спрятать её и прикрыть своим телом.
– Я не женат, – просто ответил я.
Однако в тот день все звёзды, по которым астрологи предсказывают будущее, сошлись, наверное, в одну линию над тем затрапезным кафе. И она сменила гнев на милость, произнеся извиняющимся и униженным тоном:
– Простите меня! Я сегодня сама не своя.
Потом мы долго гуляли по заснеженному городу и дружно смеялись над моими хлюпающими сапогами, выясняя, а не повод ли это, специально разработанный мной, чтобы напроситься к ней на чай? И мы оба знали, что хотим этого чая! Просто в нашей жизни, полной условностей, иногда очень трудно бывает прямо признаться человеку в своих желаниях, даже тогда, когда она и сама хочет того же!
– Это мне досталось по наследству, – сказала она, смущённо разглаживая пальцами густые заросли у меня на груди. – Тут не очень уютно, но я получила наследство совсем недавно. Не было ни времени, ни денег привести всё в порядок.
«Не очень уютно» – это почти полторы сотни квадратных метров в центре города! Но тогда мы оба об этом даже не думали. Её тело касалось моего тела, и они становились единым целым раз за разом. А всё остальное оставалось где-то там, за бортом нашей яхты, в каюте которой мы могли не есть сутками, наслаждаясь друг другом.
А потом была свадьба.
Моей маме Настя изначально не понравилась. Видимо потому, что была так же прекрасна, как мама, когда выходила за папу, да и теперь тоже.
– Ты же даже не знаешь, кто её родители! – говорила мне мама.
– Как я могу знать? – отвечал я. – Она же детдомовская.
– А если бандиты, или не дай господи, алкоголики? – не унималась женщина, которая произвела меня на свет.