Позже мое благоговение перед ним ослабло, хотя и не исчезло совсем, но, пожалуй, только найдя ту дырку в стене, я впервые начал сомневаться в своем дяде. Это было так безобразно, так подло с его стороны! Я подумал, что надо сказать об этой дырке матери, поскольку иначе она могла случайно наткнуться на нее сама и решить, что это моих рук дело, но так и не сказал. Я ни разу не осмелился сам посмотреть в дырку, хотя время от времени, если мне становилось слишком уж одиноко ночью, тушил свет и вынимал деревянную затычку, чтобы слышать мать и Муниру в соседней комнате – просто их голоса и шорох движений. Подслушивать я не старался. Так я узнал о планах дяди насчет меня самого.
После нескольких выдающихся стартовых лет дядя Амир занял высокий пост в лондонском посольстве. Теперь у них с тетей Ашей было уже двое детей, и вся семья приехала к нам с очередным регулярным визитом. Дядя Амир набрал вес и стал более степенным, как и подобало человеку его статуса. Иногда в его повадке сквозило что-то угрожающее, какая-то жесткость, которую он маскировал внешней приподнятостью и булькающим смехом. Он уже не был таким беспокойным, как прежде. Когда-то он имел привычку закидывать ногу на ногу, постоянно меняя их местами, и та нога, что была сверху, все время дрожала, точно жила своей жизнью, но теперь его ноги сохраняли неподвижность в течение долгих периодов и с ними лишь изредка случались краткие приступы лихорадочного подергивания.
Приезжая на родину, лондонцы останавливались у родственников тети Аши, однако благодаря своим связям дядя Амир сумел вернуть наш старый родовой дом. По всей видимости, здесь не обошлось без его превосходительства министра. Сейчас дом ремонтировали и отделывали заново, и дядя Амир сказал, что в следующий приезд они уже смогут поселиться там. Мать спросила, уцелело ли что-нибудь из прежних вещей. Дядя Амир посмотрел на нее с жалостью и ответил, что там было только никуда не годное барахло и хлам. «Все равно наши родители были бы рады», – сказала мать. Дядя Амир навещал нас каждые несколько дней, а иногда, хоть и не часто, с ним приезжала и тетя Аша. В этих случаях она говорила в основном об их детях и о жизни семьи в Лондоне – о том, как не по годам развиты первые и как насыщенна и элегантна вторая, какая она бурная, шикарная и дорогостоящая. Во время своих посещений она говорила без умолку, будто не сомневалась, что мы хотим обо всем этом слушать, что нам не терпится внимать ей с глазами, круглыми от восхищения перед их великолепной жизнью. В нашем доме негде было усесться удобно, кроме как в спальнях и за столом в передней комнате, и мы сидели вокруг него, покуда тетя Аша весело щебетала, откинувшись на спинку стула и взмахивая унизанной браслетами рукой.