Когда они вошли в дом, Кирстен сидела на кухне у очага и перебирала скорлупки чаячьих яиц. Ее лицо сияло улыбкой. Впервые после смерти отца Ингеборга увидела сестренку такой счастливой.
Мать застыла на месте, но Ингеборга почувствовала, как в ней кипит гнев.
– Где ты их взяла? – спросила мать, швырнув водоросли на пол.
Кирстен подняла голову и побледнела как полотно.
– Я их сохранила, – прошептала она. – Они такие красивые, мама.
Мать подошла к ней и принялась топтать скорлупки ногами, обутыми в старые сапоги из оленьей кожи. Потом схватила Кирстен за шкирку, подняла ее на ноги и со всей силы влепила пощечину.
– Мама! – испуганно вскрикнула Ингеборга.
Но вся боль от потери, накопившаяся в душе матери, теперь вылилась в ярость на младшую дочь.
– Ты убила своего брата! – кричала она в лицо Кирстен. – Тебе было велено разбить скорлупу, но ты не послушалась, и посмотри, что получилось! Ведьмы подняли бурю, и он утонул. Ты убила Акселя, и своего отца тоже!
Кирстен горько расплакалась.
– Мама, прости меня, я…
– Ты гадкая, злая девчонка!
Ингеборга дернула мать за рукав:
– Мама, не надо! Она никому не хотела зла!
– Это все из-за нее, мелкой ведьмы! – крикнула мать, обернувшись к Ингеборге. Ее взгляд был исполнен печали и горечи.
– Не надо, мама! Она твоя дочь.
Мать уставилась на Ингеборгу так, словно только сейчас осознала ее присутствие. Она отпустила Кирстен, закрыла лицо руками и выбежала из дома.
Ингеборга обняла сестренку, но Кирстен была безутешна.
– Я правда злая и гадкая? – прошептала она.
– Конечно нет. – Ингеборга вытерла ей слезы рукавом. – Просто мама очень сильно скучает по Акселю и по папе.
– Я тоже скучаю, – тихо проговорила Кирстен.
– Я знаю. – Ингеборга погладила сестренку по голове.
Кирстен попыталась собрать разбитые скорлупки. Но они почти все раскрошились в пыль.
– Мне их дал Аксель. Сказал, что их можно оставить. – Кирстен шмыгнула носом.
Ингеборга взялась за метлу.
– Надо все подмести, пока мать не вернулась.
Но Кирстен продолжала собирать осколки скорлупок, тихо считая вслух:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…
До скольки успел бы досчитать Аксель, пока тонул? Сколько времени понадобилось морю заполнить его утробу и утянуть на мутное дно, где он уснул вечным сном?
До скольки успел бы досчитать отец?
Сестры подмели пол и наварили водорослей для себя и для овец. Но мать вернулась домой лишь через несколько часов.