Я облегченно вздыхаю.
– Бекка, ты напугала меня до полусмерти.
Бекка бросает рюкзак на пол, ногой закрывает дверь и подбегает ко мне.
– Я не пошла на пересдачу даже, потому что должна была тебе рассказать! Помнишь ту девочку, которая в третьем классе называла меня дебилкой? Так вот, сегодня она завалила тест по английскому. И… ― Бекка замолкает на полуслове, с ужасом смотрит на паспорт в моей руке, затем поднимает на меня умоляющий взгляд. ― Ты уезжаешь?
– Мы говорили об этом, ― отвечаю я самым мягким тоном, каким только могу. ― Помнишь?
Она качает маленькой головкой, ее отсутствующий взгляд подсказывает мне, что нет, она не помнит. Бекка родилась с когнитивными нарушениями, и некоторые вещи просто проходят мимо нее. Наверное, поэтому именно она делит со мной эту комнату в доме людей, которые не являются нашими родителями. Биологические родители Бекки решили избавиться от нее, когда ее расстройство стало слишком очевидным. Ей тогда было пять лет.
Я беру ее мягкое, усыпанное веснушками лицо в руки и улыбаюсь. Это всегда успокаивает ее.
– Я собиралась сфотографировать северное сияние, помнишь? ― шепчу я. ― И это наш секрет; не говори об этом никому. Никогда, ладно?
Я скрещиваю пальцы, подношу их к губам и киваю: наш тайный знак. Я выучила его в приюте святого Иеронима, где провела бо́льшую часть детства.
Бекка улыбается. Она выглядит такой взбудораженной, мне очень неприятно врать ей, но я давно поняла: рассказать кому-нибудь о некоторых вещах ― верный способ их разрушить. Кроме того, как сказать ей, что я никогда не вернусь? Это выше моих сил. Однако все это уже неважно ― внимание Бекки переключилось на улицу перед нашим домом.
– Ты только посмотри, ― произносит она, глядя в окно. ― Тот парень из футбольной команды. Который Ноа убил.
К горлу подступают слезы, но мне удается сдержаться.
– Бекка, не говори так, ― строго отвечаю я.
Меня печалит не столько смерть Ноа, сколько страдания тех, кто никогда его не забудет.
– Это был несчастный случай.
Я стою рядом с ней и вижу, как из дома на другой стороне улицы выходит парень.
– Я даже представить не могу, каково ему теперь.
Вообще-то могу, потому что после случившегося уже бесчисленное количество раз прокрутила эти мысли в голове. Как он будет жить с этим?
Его зовут Кайл, и, хотя он был лучшим другом Ноа, мы никогда не встречались. Мои опекуны позволяли мне выходить из дома только на прием к врачу, в церковь по воскресеньям и в фотокружок. Изредка ― прогуляться с утра. Джош, парень, который живет в этом доме, тоже был в машине в тот день. Говорят, он все еще не оправился.