Больше всего меня восхитило отношение стоиков к человечеству – предельно реалистичное, но лишенное всякого цинизма. В небесах нет богов, которые придут на помощь в грозный миг. Загробной жизни тоже не существует. У нас есть только мы и наши близкие – и, несмотря на все человеческие изъяны, этого достаточно. Но раз у человека есть лишь он сам и те, кто рядом, философия стоиков требует возвыситься и проявить себя с лучшей стороны: ответственно выполнять любую задачу, руководствоваться разумом и логикой, стараться жить добродетельно (о том, что это значит, поговорим позже), относиться к другим людям так, как относился бы к родным братьям и сестрам. Вот что подвластно и посильно каждому из нас.
Стоики трезво оценивали способности и ограничения человека. По их словам, можно попытаться убедить другого поступить так, как нужно тебе, но результат от тебя не зависит. Поэтому не стоит тратить время и силы в тщетных попытках кого-то изменить.
К смерти стоики тоже относились предельно трезво – думали о ней каждый день, потому что знали: с каждым днем человек понемногу умирает. Стоики понимали, как важно чтить память ушедших, но не позволяли горю отнять у них все силы. Когда кто-нибудь из моих друзей переживает тяжелую утрату и нуждается в моральной поддержке, я советую обратиться к трудам стоиков, написанным около двух тысяч лет назад.
* * *
В ходе работы над книгой философия стоицизма глубоко запала мне в душу. Это произошло не сразу, постепенно. Я начала прибегать к ней в сложных жизненных ситуациях и обнаружила, что она хороша не только как руководство к действию, но и как система ориентиров, помогающих осмыслить мир. Учение стоиков стало для меня универсальной смысловой опорой, которую можно использовать в течение всей жизни – и даже на пороге смерти.
В разгар моего творческого процесса началась пандемия. Трудно было не заметить странную перекличку с той эпохой, которую мы с Эндрю изучали по текстам стоиков (болезни, моровые поветрия, неустанная подготовка к смерти). Когда ковид впервые заявил о себе, я была в Камбодже. Огромная стоянка возле храмового комплекса Ангкор-Ват пустовала, по ней слонялись хмурые велорикши; древние руины полыхали червонным золотом в лучах восходящего солнца; одинокая буддийская монахиня просила подаяния; вороны гнездились в развалинах стены; туристов нигде не было. Я прилетела домой, в Сидней, и через неделю границы закрыли. В первое время, когда все были сбиты с толку и перепуганы, рабочие места сокращались, дверные ручки вызывали страх, а овощи с фруктами на всякий случай обдавались кипятком, друзья назначили меня проводником древней мудрости. Мне задавали вопрос: «А что сейчас сделал бы стоик?» И просили: «Выдай нам дозу стоицизма».