Его обучал немолодой, но и не старый бандит по кличке Косой, с вечно полуприкрытым глазом.
– Ну давай, мусор! – хрипел Косой в темноте. – Слышишь? Щёлкает? Или только в голове твоей?
Лёша молчал, сосредоточившись на звуках внутри замка. Затем, в полной темноте, раздался лёгкий щелчок. Замок открылся. Лёша демонстративно, с небольшой задержкой, чтобы его "успех" не выглядел слишком уж лёгким, вышел из темноты. Его шаги были бесшумны, и Косой, привыкший к неуклюжести новичков, даже не услышал его приближения. Когда Лёша встал прямо перед ним, Косой резко дёрнулся и встретился с Лёшей взглядом. Серые глаза Лёши казались пустыми провалами в сумраке. В них не было ни страха, ни радости, только холодная, звериная проницательность. От мальчика, только что вышедшего из непроглядной тьмы, веяло чем-то чужим, опасным.
– Вот же… Проклятый! – выдохнул Косой, его голос был полон неожиданного испуга. Он даже отшатнулся немного.
Лёша, уставший от постоянных прозвищ, не сдержался.
– Я не Проклятый! – Я Лёша! Или сопляк! Но не Проклятый!
Косой, опешив от такой дерзости, разозлился. – Ах ты, мерзкий кусок говна! Забыл, кто тут главный?!
Он ударил его в скулу, отбросив мальчишку к стене. Лёша рухнул, но тут же вскочил, стиснув зубы. Боль была привычной. Он видел лишь расплывающуюся перед глазами фигуру Косого. Когда он, потирая кулак, сделал шаг вперёд, чтобы продолжить "воспитательную" работу, Лёша, словно невзначай, выставил ногу, поставив крошечную подножку. Косой, не ожидавший такого, споткнулся, его огромная фигура потеряла равновесие, и он с глухим ударом рухнул на бетонный пол, смачно выругавшись.
– Твою мать! Что за.… – он попытался встать, озираясь, не понимая, что произошло. Его взгляд снова упал на Лёшу. – Ну точно Проклятый!
Косой отмахнулся, не стал разбираться, списав падение на "проклятие". Так и закрепилось за Лёшей его новое прозвище. Оно стало его неофициальным именем, частью его нового "я", потому что в этом мире всё необычное считалось либо проклятием, либо знаком. И Громила явно склонялся к первому.
Физическая подготовка была на выживание. Утро начиналось не с завтрака, а с побоев, чтобы разбудить тело. Лёшу заставляли отжиматься до рвоты, бегать по холодному, грязному полу до тех пор, пока ноги не отказывали, поднимать тяжести, которые были почти равны его собственному весу, отбивать ноги и уже руки о ствол дерева. Мышцы горели, рвались, но Громила не принимал отговорок. Он бил, пинал, швырял Лёшу об стену, если тот хоть на секунду замедлялся.