– Маша, успокойся, уже! – сказал он, понизив голос до почти шёпота. – Скоро достану деньги, вернусь. Все долги закрою разом.
Жора поднялся и направился к входной двери.
– Буду ждать с нетерпением, – произнесла Маша с сарказмом, а затем крикнула, и её голос сорвался на визг: – Я развожусь с тобой, Георгий!
Жора выглянул в коридор, затем запер входную дверь.
– И толку что разведёшься? – спокойно ответил он, возвращаясь к креслу. – Албанцам справку о разводе предъявишь? Для них ты моя жена. А я им денег должен, значит, и ты должна.
Он подошёл к окну и задёрнул шторы, погружая комнату в полумрак.
– Ну ты и урод! – кричала Маша в трубку, её голос уже хрипел от напряжения. – Мне полиция поможет, я за твои делишки не отвечаю!
Жора вернулся к столику и сел в кресло, его пальцы барабанили по подлокотнику. Он сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.
– Дорогая, хватит истерики, – произнёс Жора, его голос звучал спокойно, но с металлическими нотками. – На что ты жить-то будешь? У тебя всё заберут: или бандиты, или банк! И твой любимый Porsche, и нашу берлинскую квартирку.
– Гадёныш, тварь! – взвизгнула в ответ Маша в трубку, её голос дрожал от ярости и обиды. – Ты и так почти все деньги с нашего счёта снял! Я албанцам скажу, где тебя искать!
Жора аккуратно извлёк из пакета пухлую папку с документами. Старинная папка была в хорошем состоянии, с нацистским гербом, который тускло поблёскивал в свете настольной лампы.
– Успокойся, Маша! – сказал он примирительно, но в его голосе уже сквозила усталость. – Я всегда выпутывался и сейчас всё решу! Скажи албанцам, что я сбежал, а куда – ты не знаешь. Потяни время недельку, мол, скоро выяснишь.
– А может, сдать тебя, и от меня отстанут?! – резко ответила Маша, её голос стал ледяным.
Жора осторожно открыл папку. Внутри оказались фотографии людей в немецкой форме времён Великой Отечественной войны и карта подземного Кёнигсберга. Он провел пальцем по пожелтевшей бумаге.
– Не тупи! – повысил голос Жора, его терпение начало иссякать. – У меня сейчас денег нет, так что меня они, может, и зароют, но потом к тебе вернутся.
– Гад! – всхлипнула Маша, её голос снова сорвался на истеричную ноту.
– Давай, дорогая, будь умничкой, – произнёс Жора примирительно, но в его голосе уже не было прежней мягкости. – Держи там оборону, я через неделю вернусь, и всё улажу. Гут?