Есть убийства, совершённые из боли, но боль – не освобождает от вины и от ответа.
Женщина в чёрном
Дома она молча сняла пальто, не включая верхнего света, прошла в кухню и отключила звук на телефоне, будто закрыв дверь за всем, что осталось снаружи. В квартире стояла тишина, но это не была тишина покоя – скорее, настороженного безмолвия, такого, какое бывает в запертом шкафу, где за старой одеждой хранится запах былых тревог.
Она открыла винный шкаф и налила в тонкий бокал немного бургундского – густого, насыщенно рубинового, цвета запёкшейся крови, – затем зажгла три свечи, не ради уюта и не по ритуалу, но из внутреннего повеления: по числу имён, которые она знала почти с детства, как и своё собственное.
Они были здесь.
Эринии.
Она чувствовала их присутствие не ушами, не кожей, а чем-то более древним – внутренним слухом, для которого слово избыточно, потому что всё итак понято. Почти не думая, она дотянулась до книжной полки и достала старый том – «Мифология Древней Греции. Тёмные богини. Доминион страха и справедливости».
Книга была на ощупь тёплой, как если бы её держали только что. Тиснение на обложке стерлось, как имя, произнесённое шёпотом много раз.
Она открыла книгу и стала читать, не выбирая страницу, как будто снова её кто-то звал по имени.
Мегера.
Алекто.
Тисифона.
Они были женщинами. Но их волосы – змеи. Их голос – тот, что звучит только внутри: в каждом, кто когда-либо знал слово – «вина». Они не карают без причины. Но и не прощают без искупления.
Они – древнее богов.
Они – не выбор.
Они – зов.
Строка за строкой, словно кольцом, стягивала горло. Не от ужаса. От узнавания. Мегеры в себе.
Она поднесла бокал к губам. Вино оказалось терпким, глубоко бархатистым, как ткань, которую гладят против ворса. Оно согревало, но не приносило расслабления: слишком многое произошло в этот день, чтобы позволить себе забвение.
Мать. Нож. Сын. Закон. И спектакль, в котором слова оказались сильнее фактов. Она не знала, как к этому относиться. Совпадение ли это? Или знак?
Но если знак – то чего именно?
Убийство матери?
На сцене – ритуал, очищение, миф. В жизни – то ли ошибка, то ли тот же самый ритуал, только без масок.