Анна – немного за тридцать, адвокат – проснулась в новой квартире на Ленинском, выпила крепкий кофе и подошла к окну. За стеклом текла река машин. Город вдыхал людей – как усталый организм вдыхает свежий воздух, чтобы к вечеру – выдохнуть обратно: обессиленных и опустошённых.
Она стояла с чашкой в руке, когда вдруг… ей показалось, что по тротуару напротив идёт та самая Женщина в чёрном.
Та, что в последнее время приходила не только в снах, но и в переходах метро, в зеркальных витринах, даже в мелькнувших отражениях лифтовых дверей. Всегда чуть в стороне. Всегда в черном пальто. С кожаной сумкой, закинутой через плечо. С лицом, которое никогда не поворачивалось полностью – но Анна уже знала черты.
Женщина не оглянулась. Просто прошла мимо. Как сигнал. Как повтор. Как приглашение вспомнить.
Анна невольно сжала пальцы на чашке.
– Галлюцинация. Недосып. Придумала, – сказала она себе. И тут же поняла: не верит. Она знала, что это не просто усталость. Это было напоминание.
День пролетел быстро. Офис. Фитнес.
Вечером – театр на окраине по личному приглашению режиссёра Штифмана.
Развод с молодой женой – тихий, без сцены. Вдох, выдох и крестное знамение в спину уходящей. Уже бывшей. Он не умел благодарить словами. Благодарил спектаклями.
Где-то между делами – короткая видеосвязь со следственным изолятором.
Её клиент – парень, лет двадцати. Звать – Павел.
Убил мать.
Не самое желанное дело. Но Марков, председатель коллегии, попросил взять – она согласилась. Сказала «да» почти автоматически.
Она едва его слушала.
Павел говорил спокойно, внятно. Голос молодой, глаза васильковые. Пальцы – как у пианиста. И в этих пальцах совсем недавно был нож. Недолго. Но достаточно, чтобы пролить кровь матери. Не символическую. Настоящую.
Анна не задавала вопросы.
Просто слушала.
Он сидел прямо, по-военному. Слишком молодой, чтобы быть убийцей матери. Слишком ясный, чтобы быть чудовищем.
Он поднял глаза.
– Я не хотел. Я не знал, что всё так произойдет.
Я пришёл с кладбища позже родителей. Мама стояла на кухне у плиты. Молча. Отец был в форме, пил чай. Увидев меня сказал: «Твоя сестра – герой. Исполнила долг. Твоя очередь».
Мама побледнела. Она была против того, чтобы сестра ушла добровольцем. И тогда – возник нож. Из ниоткуда. Буд-то не она. Не мать Кто-то другой.