Произношу слова, которые она пытается забыть.
Но не забудет. Потому и не простит.
И всё произойдёт. Как я сказала.
Я… Кассандра.
А позже будут говорить: «Ведь знала всё! Предупреждала».
Потом забудут.
Правда неудобна всем.
Особенно сейчас.
Про нас.
(Пауза. Аплодисменты. Глухие, сдержанные. Как будто из другой эпохи.)
Анне стало душно. Не от жары – от чего-то иного. Как будто кто-то положил на грудь тяжёлый камень. И держал. Она откинулась в кресле. Понимала, что это всего лишь спектакль. Но ощущение было иным. Не она смотрела на сцену. Сцена – смотрела на неё.
«Не на такой спектакль я шла…» – подумала она. И сама не поняла, к кому обращена эта мысль. Она не любила античность, не особо помнила «Орестею» Эсхила, не интересовалась трагедиями. Ей хватало своих – в делах.
Но что-то в этой истории было не просто знакомо. Словно она уже слышала этот голос, монолог. В тишине. На границе сна. Или внутри адвокатских дел, о которых не хотелось вспоминать.
Хор со сцены:
– О дом, что царским был,
теперь ты – капище.
Темнеет злато от дыхания убийц.
Врата открыты, но не к свету —
к железу и проклятию.
И свет из окон не от солнца. Сияют – отблески мечей.
С добычей царь вошел,
а выйдет с приговором.
Там, где венчали, там и сгинет.
Там, где любили – там прольется кровь.
А кровь, пролитая во имя правды,
не отмывается водой времен.
(поворот к зрителю, голос оседает, становится личным)
Молчат пророки…
Слышим голос кары. С вопросом – кто виновен больше всех?
Кто был свободен и подвержен мести?
Или, кто знал, что обречён и ничего не сделал… кроме слов?
Вина, не кончится прощением.
И суд пройдёт не на земле, а в памяти людской.
Смотри и бойся, зритель.
В дом Атридов ты вошел.
И тоже слышишь стены.
И кровь… как она дышит.
Помни. Не свидетель ты… Участник.
И выбор за тобой…
На чьей ты стороне.
(тишина)
* * *
Когда хор запел, Анна вздрогнула. Хотя он проявился не громом – шёпотом. Но этот шёпот обжег её. Казалось, в зале стало слышно дыхание мёртвых.
«О дом, что звался царским…
теперь – ты капище…»
Голоса были ниоткуда. И отовсюду.
«Там, где венчали – там и сгинет.
Там, где любили – там пронзят мечом».
Ей стало жарко, хотя в зале было прохладно. Спина прилипла к спинке кресла. Пальцы судорожно сжали подлокотники. Сердце стучало не в груди – в висках. И тогда хор заговорил для неё. Не в общем.