Нерв есть? Есть нерв, без имитации. Действующие предметы он – легко, без усердия и художественной ответственности – наделяет какой-то своей (ему понятной) жизнью, но наделяет не как ребёнок-аутист, а как чрезвычайно уполномоченный, который проходил спешно, ибо весьма занят, загружен, но раз уж проходил – наделил, эдак ненадолго, сюжетной жизнью встреченные предметы, и в экстренном же порядке рассудив какую-то их экзистенциальную тяжбу. Тоже интересно:
Ветер пинает молочный пакет:
надо закрыть балкон.
Что-то тревожное в молоке.
Что-то не так с молоком.
Даже в тех текстах, которых можно было бы назвать зарисовкой, толково обозначена фабула – читатель ещё не разобрался, в чём дело, но автор гангстерским движением вбивает финальный гвоздь, и этот диктаторский жест почему-то исключает дополнительные вопросы – типа, я всё сказал. Да? Да.
Итак, очередное воплощение Велимира?… Бог его знает… Но – молодец, Чистобаев.
Все эти замеченные и отмеченные блёстки ложатся в список ингредиентов, из которых, из которых сделаны люди-поэты. И собственно текст для поэта, на самом деле-то, – не самоцель, но явленная часть сущности, то есть индикатор присутствия здесь. Вот и для Александра Чистобаева – складывается такое ощущение – текст не самоцель, а постольку-поскольку. Типа, хотите – читайте:
Как хорошо, что женщины уходят,
куда угодно и зачем угодно,
теперь я в зеркало сквозь толщу лет
гляжу, не замечая трещин.
Как хорошо, что мамы больше нет,
как хорошо, что больше нету женщин.
Массовый же читатель любит читать поэзию, потому что находит в ней свои чувства, узнаваемые. Знакомые гармонии, знакомые интонации, всё знакомое. От этого всем тепло и чуточку грустно. Такие авторы имеют широкое хождение. Но бывают и совершенно иные авторы – читать их интересно потому, что гармонии, интонации, чувства для литературного массива-то ещё не знакомые. С востребованностью авторов этой категории складывается по-разному. Но иногда складывается просто здорово.
В общем, давно я не читал стихи с таким интересом.