Черная щель над котлованом не исчезла. Она пульсировала. Как живая. Как сердце какого-то чудовищного, нерождённого существа, бьющееся под тонкой кожей мира. Беззвучно. Только лёгкая, едва уловимая вибрация передавалась по земле, заставляла дребезжать стёкла в палатках, леденила кости.
Оцепенение длилось секунды. Потом лагерь взорвался хаосом. Крики рабочих, смешавшиеся с русской и украинской бранью. Рёв сирен, поднятых Петренко. Солдаты, бестолково метавшиеся, вскидывавшие автоматы на пустоту, где зияла Рана. Она не реагировала. Она просто была – вертикальная пропасть в воздухе, извергающая холод и запах тления пустоты.
– Отбой! Все по местам! Отойти от края! – голос Петренко, усиленный мегафоном, резал панику, как нож. Он стоял на краю котлована, лицо серое, но голос – сталь. – Инженеры! Закройте этот участок щитами! Сейчас же! Доктор Деклин! К палатке! Собрать осколки!
Деклин не слышал. Он стоял на коленях в своей палатке, дрожащими руками собирая три угольно-чёрных фрагмента Камня-Печати. Четвёртый исчез. Испарился? Улетел при расколе? Он не знал. Осколки были холодными, мёртвыми, как обычный базальт. Но в их глубине, если приглядеться, чудилось слабое, угасающее багровое мерцание, словно тлеющие угли под пеплом. Кровь Камня… – мысль Ивана преследовала его.
– Доктор! – Это была Лидия Семёнова. Она ворвалась в палатку, её глаза были огромны от ужаса. – Вы видели? Это же… это конец! Мы выпустили…
– Мы ничего не выпустили! – резко оборвал её Деклин, вскакивая. Его страх кристаллизовался в яростное отрицание. – Это явление! Физическое явление! Разрыв пространственно-временного континуума под воздействием неизвестной энергии! Его нужно изучить! Контролировать! – Он судорожно запихивал осколки в свинцовый контейнер. – Петренко прав. Нужно локализовать, изолировать…
– Изолировать это? – Лидия ткнула пальцем в сторону котлована, откуда доносился грохот опускаемых стальных щитов и вопли рабочих. – Деклин, это не явление! Это распад! Это анти-жизнь! Посмотри на Ивана! Он знает!
Старик сидел в углу палатки, куда его затолкали солдаты. Он не плакал больше. Он смотрел в одну точку перед собой, его губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же: