– Мне жаль.
– Твоя история не легче, – заметил он. – Я хотя бы успел попрощаться.
Искра прислонилась к каменной стене:
– Мне было восемь, когда пришли за мамой. Сестре – пять. Папа спрятал нас в подвале, а мама… Она танцевала на площади, сдерживая стражу. Весь город видел. Говорят, пламя поднималось до небес.
– Как ты выжила после этого?
– Бабушка забрала нас. Она жила отшельницей в лесу, скрывалась уже много лет. Научила меня всему – танцам, контролю, истории нашего искусства. – Искра закрыла глаза. – А потом пришла чума. Сестра заболела одной из первых в нашей деревне. Я могла спасти её, как того мальчика. Но бабушка запретила – сказала, это выдаст нас. И я послушалась.
Слёзы обожгли щёки. Искра не плакала уже давно, но здесь, в древнем храме, боль прорвалась наружу.
– Эй, – Северин обнял её за плечи. – Ты была ребёнком. Это не твоя вина.
– Я выбрала свою безопасность вместо её жизни.
– Нет. Ты выполнила волю бабушки. Она знала – если схватят последнюю танцовщицу, надежды не останется вообще.
Искра уткнулась ему в плечо, позволяя себе минуту слабости. Северин просто держал её, не говоря лишних слов. От него пахло снегом и чем-то свежим, как горный воздух.
Наконец она отстранилась, вытирая глаза:
– Прости. Не хотела…
– Не извиняйся. – Он убрал прядь волос с её лица. – Мы оба потеряли слишком много. Имеем право на слёзы.
Их взгляды встретились. В мерцающем свете его серые глаза казались теплее. Искра почувствовала странное притяжение, словно невидимая нить связывала их. Северин наклонился ближе…
И замер.
– Слышишь? – прошептал он.
Искра прислушалась. Где-то в глубине храма звучала музыка. Тихая, едва различимая, но определённо реальная.
Они поднялись, инстинктивно взявшись за руки. Звук шёл из прохода в дальней стене. Осторожно, готовые к любой опасности, они двинулись на музыку.
Проход вёл в ещё один зал, меньше первого. Здесь тоже были барельефы, но изображали они нечто тревожное – людей, покрытых льдом, пламя, пожирающее города, расколотую землю.
В центре зала стояла фигура.
Женщина в выцветшей мантии сидела у небольшого алтаря, играя на странном инструменте – помесь арфы и флейты. Седые волосы скрывали лицо. Пальцы двигались по струнам и отверстиям, извлекая печальную мелодию.
– Входите, дети, – сказала она, не поворачиваясь. – Я ждала вас.