Телефон.
Отец.
Почему я сразу не позвонила ему? Почему вообще полезла сюда сама, как дура?
Папа же коп. Настоящий. Серьёзный. Не из тех, кто сидит за столом. Он всегда говорил: «Сначала думай, потом геройствуй». А я?
Господи, я могу сейчас просто достать телефон, нажать одну кнопку – и через пять минут здесь будут люди, машины, мигалки, оружие. Всё.
Почему ты этого не сделала, Эмма?! Почему пришла сюда одна?!
Рука дрожала. Я почти выдернула её из его ладони, начала шарить по карманам. Пальцы липкие от слёз и пота, путаются, как чужие.
Телефон.
Наконец нашла.
И вот палец завис над кнопкой вызова.
Позвонить отцу.
И тут же другая мысль. Тёмная. Глупая. Грязная. Но такая настоящая:
А что я ему скажу? Что я полезла сюда сама, как дурочка? Что была в баре у Марчелло? Что чуть не погибла, потому что думала, что могу играть в игру взрослых людей?
И хуже всего – стыд.
Стыд перед отцом. Перед тем, каким сильным он всегда был, как умел решать всё правильно, разумно.
А я? Я – только что чуть не стала очередной заметкой в криминальной хронике.
И ещё… ещё одна страшная мысль: А если он тоже что-то скрывает?
Если все эти странные взгляды, странные звонки, странное молчание – не просто усталость, а… часть чего-то большего?
– Что ты делаешь? – Лука резко дёрнул меня за плечо, вывел из оцепенения.
Я подняла на него глаза.
– Телефон, – прошептала. – Я должна позвонить… отцу…
Он посмотрел на меня так, как смотрят на человека, стоящего на краю крыши.
Глава 4.
Лука
Иногда самое сложное – это не убивать.
Я мог бы её бросить.
Когда она вырвала руку – я хотел именно это. Оставить её там. Пусть бы она побежала, пусть бы попала под пули. Чёрт с ней.
Не потому что мне всё равно. А потому что так проще.
Проще выживать, когда не привязываешься. Проще убивать, когда не знаешь имён.
Но проблема в том, что я уже знал её имя.
И уже знал её глаза.
А глаза у неё были неправильные. Не такие, какими должны быть у тех, кто случайно оказался рядом с бедой. Не пустые. Не стеклянные.
Настоящие. Горящие. Больные, живые, опасные.
Ты слишком похожа на меня, девочка.
Когда она заплакала, я почувствовал злость. Не на неё. На себя.
Зачем я вообще в это влез?
Мог бы давно быть далеко. Слишком долго живу в этом городе, чтобы не знать: не лезь в чужие драмы. Особенно если в этой драме есть копы.
А у этой девчонки – отец коп.