Она резко вырвалась, голос – лёд:
– Прикоснёшься – сломаю руку.
Хару шагнул вперёд, заслонив её:
– Убирайся.
Такуми засмеялся, но отступил. Когда он скрылся, Аяко вздохнула:
– Зачем вмешался?
– Потому что теперь ты не одна, – сказал Хару, подбирая её упавший шарф.
Урок литературы. Учитель разбирал «Сказание о Гэндзи», когда Аяко подняла руку:
– Почему все сочувствуют принцу, если он разрушал жизни?
– Это же эпоха Хэйан, – пожал плечами педагог.
– Жестокость не оправдывается временем, – парировала она.
Хару видел, как дрожат её ресницы. Он вспомнил статью: её брат погиб, спасая ребёнка из-под колёс.
В столовой Аяко ела в одиночестве. К ней подсела Хина с подносом:
– Можешь помочь с математикой? Я всё запутала.
Аяко кивнула, отодвинув тарелку. Через десять минут Хина визжала:
– Боже, ты гений!
По столовой поползли шёпоты: «С ней можно говорить!».
После школы Хару застал её в библиотеке. Она листала альбом с фото космоса.
– Любишь звёзды? – спросил он.
– Брат мечтал стать астрономом, – она тронула снимок туманности. – Говорил, мы все сделаны из звёздной пыли.
– Значит, он теперь там? – осторожно предположил Хару.
Она впервые улыбнулась по-настоящему:
– Да. И очень сердится, что я грущу.
На прощанье у ворот она вдруг сказала:
– Завтра принесу твой тайяки. Ты выиграл спор.
– Как? Мы же не играли.
– Ты рискнул за меня. Это лучшая победа.
Её зонт скрылся за поворотом, а Хару стоял, ловя на языке вкус обещанных сладостей и надежды.
Ночью Аяко разбирала коробки в новой комнате. На дне одной из них лежала баскетбольная форма с именем «Кай». Она прижала её к груди, глядя на луну за окном:
– Ладно, братик. Попробую снова.
Внизу зазвонил телефон – неизвестный номер. Она ответила, услышав голос Такуми:
– Считай до трёх, Фудзивара. Или твоему новому другу не поздоровится.
Трубка захлопнулась. Аяко медленно подошла к окну. В уличном фонаре метались мотыльки, обжигая крылья об стекло. Она сжала кулаки, зная: битва только начинается.