У неё защемило сердце, что ещё за напасть, господи. На кухне хлопнула дверь, в комнату ворвалась радостная Алинка.
– Ну просил же подождать, егоза, – не удержался сердито Петенька.
– Бабуля, я теперь с тобой буду жить. Мама сказала. Можно же, бабуль? Вот здорово! Я тебе буду сказки читать, а ты мне, каждый вечер, ура. – завертелась юлой малая, раскидывая по плечам чёрный волос.
Зою Львовну жаром накрыло:
– Как у меня? Петя, что происходит? Вера где?
Она боялась услышать ответ, пусть сына соврёт, столько раз обманывал, ещё один раз, бог простит.
Петенька покраснел лицом:
– С утра мне звонила, Верка-то. Типа, Алинка пускай у матери поживет, ты присмотри, я отскачу на время.
Зоя Львовна ответа не поняла, но в груди словно кольнуло:
– Это что, шутка какая?
– Какая шутка, ма, ускакала Верка с твоими билетами. Подозреваю, что выиграла ты в свою лотерею, на нашу голову. Вот и свалила твоя попрыгунья, – он скомкал зло серый листок. – Прости, ма, я на днях контракт подписал. Завтра на сборный пункт. Поваром иду. Не обессудь, ма, без вариантов теперь.
Валентину Горбушкину – в посёлке её звали не иначе как Валька-бешенная – с утра крутили дурные предчувствия: в ночь приснились некрашеные купола местной церкви, в которую она отродясь не ходила. Отец Евдоким в широкополой рясе стоял пред алтарём, положив Антонине, единоутробной её сестрице, ладонь на копну чёрных волос и тянул тугим басом то ли молитву, то ли какую песнь, не разобрать. Тонька отворачивала в сторону бледное лицо, рука со свечой дрожала, она пялила в пустоту немигающие глаза и отрешённо шептала: «Приезжай, Валентина, приезжай, вместе поплачем…»
Валентина проснулась в липкой испарине. Оттерев с груди пот краем пододеяльника, она откинулась на подушку и глазела в дощатый, крашеный потолок. Сгустки вчерашнего вечера вызывали подташнивание. Этот сон еще. К чему привиделась церковь? К чему Тонька, может, случилось что?
Позвонить казалось наипростейшим решением, но вспомнила, что в предновогодней ещё суете утеряла новенький аппарат, а с ним все номера до единого. Жаль. Телефон был приличный.
А Тонька?
Они перестали общаться с той самой поры, как продали дом родителей. Отец за год до кончины переписал завещание на Антонину: дом бревенчатый, ладный, в два этажа с террасой, гараж, десять соток земли, сад опять же.