Михаил Горбачев: «Главное – начать» - страница 13

А вот так выглядел сам Миша Горбачев в старших классах школы

1940-е

[Архив Горбачев-Фонда]

А что было бы, если бы дед Пантелей, заплакавший в окне хаты при расставании, не отговорил его поступать в Железнодорожный институт в Ростове, настаивая, что с медалью, пусть даже серебряной, надо ехать в Москву? Послав по почте документы на юридический факультет МГУ, Михаил продолжал работать на комбайне, а ответа все не было – может, документы потерялись или про него забыли. Он отпросился у отца и, подскочив на попутке с зерном, отбил из ближайшего села телеграмму, на которую ближе к концу августа почтальон принес ему в поле ответ: принят и даже «с предоставлением общежития».

В книге «Жизнь и реформы», заканчивая ее осенью 1993 года (а издана она будет в 1995-м), Горбачев напишет, что больше железной дороги полюбил самолеты. Иногда, используя служебное положение, он заходил в кабину к пилотам: «Когда в пасмурный день или в снежную метель самолет взмывает за облака и ты оказываешься в лучах солнца, появляется непередаваемое чувство широты и свободы». До свободы ему еще далеко, но до конца политической карьеры вся его жизнь будет бесконечными «стрелками», на которых локомотив, выбрав одно направление, уже не может свернуть на другое. И постоянно будет меняться, тасоваться «состав» – будут цепляться к локомотиву новые, иногда с виду и неподходящие под колею вагоны, а старые будут отправляться в депо, где жадные до жареного газетчики займутся исследованием их мусорных баков и туалетов.

А пока, купив билет, дождавшись освободившегося местечка на верхней полке и поглядывая оттуда в окно, юный Горбачев, любитель стихов и активный участник школьной самодеятельности, повторял про себя строчки широко известного в те времена стихотворения Маргариты Алигер «Железная дорога»:

Нет, он не полетит в космической ракете. Он взлетит выше – станет главой одного из двух самых могущественных государств второй половины ХХ века, тем, кому достаточно будет нажать на кнопку, чтобы никого из нас сейчас уже не было. Мы все случайные пассажиры, родившись тут, а не там, не раньше и не позже, но лишь немногие могут изменить исторические обстоятельства, которым подчинена жизнь других. Поэтому, выбирая средний путь между литературой и журналистикой, двоих пассажиров купейного вагона мы можем посадить в поезд лишь понарошку, но в отношении только что севшего в общий вагон Михаила Горбачева обязаны основываться на твердо установленных фактах.