Горбачев с Юлией Карагодиной в драме «Маскарад». Профессиональные актеры, смотревшие этот спектакль в Молотовском, сделали артистам только одно замечание: офицеры царской армии не размахивали так руками, даже когда ругались друг с другом
1949
[Архив Горбачев-Фонда]
«Лермонтов в бешенстве, он только что узнал о смерти Пушкина», – гласит подпись на обороте этого фото. В роли Лермонтова – ученик Горбачев
1949
[Архив Горбачев-Фонда]
В школе Горбачев был дружен с Юлией Карагодиной, которая была младше его на год, хотя и училась на класс старше, с ней они играли в «Маскараде» и много времени проводили вместе.
В интервью еженедельнику «Собеседник», записанном осенью 1991 года, Карагодина вспоминает, как однажды Горбачев зашел к ней с просьбой объяснить какую-то теорему, что она и принялась делать, но тут он заметил пустую рамку от стенгазеты и возмутился, почему та не готова: «До завтра сделай». Юле этот командный тон не понравился, и она ничего делать не стала. Через два дня Горбачев отчитал ее за стенгазету перед комитетом комсомола, а по дороге домой догнал и позвал в кино. «Да как ты можешь вообще ко мне подходить, ты же меня обидел!» – крикнула Юля. – «Это совершенно разные вещи, – отвечал Горбачев. – Одно другому не мешает».
В этом месте мы поставим на полях галочку: такой принцип разделения публичной и частной сферы, общественного (институционального) и личного, скорее западный, чем исконно российский, в дальнейшем многое определит в карьерной траектории Горбачева, хотя и превратит некоторых его добрых знакомых в недоброжелателей. Откуда он это взял?
В книге «Наедине с собой» (в первом варианте мемуаров этого нет) Горбачев рассказывает о драке между его отцом и дедом, которая произошла еще до его рождения в 1930 году и стала, по-видимому, семейной легендой. Конфликт случился из-за урожая кукурузы, который отец, как видно, считал семейным достоянием, а дед тайком припрятал свою часть на чердаке. Сергей Горбачев, поясняет боготворивший его сын, вообще дрейфовал от своего отца-единоличника Андрея в сторону тестя-коллективиста Пантелея. Позднее обращение Горбачева к этому эпизоду вряд ли случайно: он искал ответ на какой-то свой вопрос, а тут есть и общая проблема его поколения, перекликающаяся с дилеммой Павлика Морозова, на мифе о котором оно воспитывалось в школе.