Впервые за многие годы вспомнил бывшего друга и Анастас Микоян. Его траурный венок – личный – принесли уже к концу. Время было не сталинское, и Микоян, член Политбюро на пенсии, через многое прошел, чтобы продолжать бояться, но все же на похороны старого соратника не пришел. Сергей сказал своему другу Серго, его сыну, еще в субботу, а Серго передал помощнице по дому, которая, одновременно работая на КГБ, решила «не расстраивать» Микояна в выходные. Он узнал о смерти из заметки в «Правде» в понедельник утром и отправил венок.
Несколько автобусов для гостей отходили от кладбища на дачу в Петрово-Дальнее, где организовали поминки; никаких официальных фуршетов государство, естественно, не устроило. Мама рассказывала, что прабабушка была как-то отстранена от всего, но вечер прошел хорошо: людей было много, не испугались. Не испугались навестить дома и старые прабабушкины подруги, жены маршалов, Мария Буденная и Раиса Малиновская. Все говорили добрые слова, вспоминали с любовью, «по-божески», как сказала няня Маша. Потом оказалось, что в будке охраны все слова и речи записывали на магнитофон и передавали в КГБ, правда, больше для проформы.
Был и Жутовский. Заговорили о памятнике, и он предложил Эрнста Неизвестного. Мама была знакома с Неизвестным, но тогда еще не очень хорошо. Сергей его не знал совсем, но решили, что о памятнике должен договариваться он, сын.
Теперь говорят, что сам прадедушка завещал Неизвестному быть автором памятника. Скульптору об этом якобы сказал Сергей, а Нина Петровна подтвердила. Неправда. Прабабушка, наоборот, считала идею «бессмысленной» – и из-за авангардизма автора, и так как Хрущев его раньше ругал. Прадедушка к скульптору относился с уважением, а на пенсии переживал, что грубил интеллигенции во время творческих встреч, но любовью к авангарду так никогда и не проникся, не прониклась и прабабушка. У нас дома висит картина австрийского художника 1960 года «Хрущев в Вене». Лица в уходящей за пределы рамы толпе приветствующих не прорисованы, только контуры, отражающие любопытство и доброжелательность. Маме нравилась эта картина именно своей размытой композицией, и она попросила ее на память после прадедушкиной смерти. «Бери конечно, – сказала прабабушка, – только она не закончена».
Так что памятник авангардиста был в основном идеей Жутовского, который первый и предупредил Неизвестного о визите Сергея. Они приехали с Серго Микояном, хорошо знакомым со скульптором, и попросили об этом одолжении. Неизвестный спросил: «Почему я должен согласиться?» И сразу задиристо заявил, что никакой цензуры он не потерпит «ни от кого». Сергей ответил, что безусловно и что только он «может передать переменчивый характер отца».