Никита Хрущев. Вождь вне системы - страница 20

Я не понимала, но слушала. И все слушали, и я помню ощущение гордости, что он разговаривает со мной, когда другие только и делают, что пытаются разговаривать с ним. Мне уже тогда было ясно, что Хрущев – человек и Хрущев – историческая личность не одно и то же. Про историческую личность я понимала мало, но впечатление осталось. В то время Петрово-Дальнее было для нашей семьи (и всех – Сергея, Рады) воскресным домом. Мы приезжали каждые выходные, чтобы скрашивать его политическое одиночество. Из тех дней, проведенных на даче, я больше всего запомнила ощущение какой-то трагедии, черным облаком нависшей над прадедушкой.

Недавно, разбирая мамины бумаги и фотографии, я нашла свое письмо к прабабушке Нине. Она плохо себя чувствовала после смерти мужа, и я ей писала, что она должна беречь себя, что мне жалко прадедушку, что я без него скучаю и очень боюсь, что с ней тоже случится что-нибудь ужасное. К счастью, прабабушка прожила еще 13 лет, и за это время я успела ее еще лучше узнать и полюбить.

Она избирательно говорила о политике или критиковала брежневскую власть, но вспоминала, что, хотя соболезнования после смерти прадедушки сыпались изо всех уголков мира, немногим удавалось пробиться через кордоны КГБ. «Сергей ездил на почтамт, где хранились заказные письма из-за границы. Звонил куда-то, просил отдать. Но власти не хотели, чтобы мы „зазнавались“. Некоторые письма все же доходили, в основном от тех, с кем у Никиты Сергеевича были добрые отношения. Их неудобно было задерживать. Я должна была ответить, чтобы сделать вид, что смерть Хрущева – это не советская тайна. Например, пришло соболезнование от Бруно Крайского, милейшего канцлера Австрии. Он хорошо знал наши нравы, и письмо вручили мне лично из австрийского посольства в Москве. Туда же Сергей отвез мой ответ».

Ответ на соболезнования по поводу смерти мужа Н. П. Кухарчук (Хрущевой) канцлеру Австрии Бруно Крайскому

4 октября 1971

[Семейный архив автора]

Вспоминала она и про похороны. Ей, когда-то партийному пропагандисту, казалось странным, что не было официального митинга. «Не по-большевистски», – говорила она. Похоронные венки от партии и правительства тоже были скудными и формальными. Она с благодарностью отмечала Кадара, секретаря компартии Венгрии, который «по-человечески прислал венок». До похорон и после он каждый год на прадедушкин день рождения присылал коробку венгерского вина «Бычья кровь» и ящик очень красивых, как будто муляжных, ярко-красных яблок. А на новый 1972 год в подарок доставили огромную фигуру девушки из шоколада. Прабабушка на кухне большим ножом распиливала ее на много частей – на всю семью, а мне было эту прекрасную статуэтку очень жалко. Никита Сергеевич на пенсии часто говорил: «Из друзей у меня остался только Кадар».