Представьте себе бар – такой, как в кино. Злачное местечко с приглушенным светом и потертыми кожаными диванами, где лет так семьдесят или восемьдесят назад напивались битники и матросы. И пускай сейчас его основной контингент – зажиточные офисные работники, в воздухе витает дух богемности и упадка.
Новый друг подвел меня к большому столу, за которым собралась весьма разношерстная компания. Девушка, похожая на модель; дама средних лет; какие-то рокеры; рядом с ними – пожилой мужчина, похожий на дорогого юриста. Я не могла понять, что у них общего. Никто ничего не говорил и ничего не пил, все они будто кого-то ждали.
Ответ появился через мгновение, когда к столу подошел еще один незнакомец. С его руки свисала нескладная рыжая девушка в атласном кремовом платье, на вид сильно пьяная.
– Добрый вечер! А что такие грустные лица? Я же всех угощаю! – объявил он, и публика за столом пришла в движение от радостного возбуждения.
Пригласивший меня парень тут же забыл обо мне, вскочил и с подобострастными нотками в голосе похвалил пиджак незнакомца. Пиджак и правда был классный – из коричневой замши, с болтающейся вдоль рукавов длинной бахромой. Фрэнсис – так звали его обладателя – сам походил на этот пиджак: поношенный и чуть затертый, но не потерявший элегантности и формы. Слегка за сорок, высокий, чуть сутулый, он скользнул смеющимися прозрачно-голубыми глазами по лицам присутствующих, не задержавшись на мне, будто все за столом казались ему одинаковыми.
Мужчина опустился на низкий диван возле моего спутника и лениво развалился. Девушка устроилась рядом, на самом краешке. Она пила и отчаянно пыталась привлечь внимание Фрэнсиса, дергая его за рукав. Но тот увлекся беседой и не замечал ее.
Я спросила у своего нового друга, кто такой Фрэнсис. Он посмотрел на меня с искренним недоумением. Фрэнсис Джеймс Харт – он же практически Керуак[5]! Как я могу его не знать? Откуда я – с Луны? В ответ на это у меня вырвался смешок: так уж и Керуак? Фрэнсис поймал мой взгляд и улыбнулся, не торопясь ни подтвердить, ни опровергнуть мои сомнения. В этот момент в моей сумке зазвонил телефон – и даже не нужно было гадать, кто это. Конечно Ира. Хватилась меня и звонила, чтобы, как всегда, извиниться за бестактность, хотя сама искренне не понимала, что сделала не так. Ведь она желала мне добра. Это правда. Она любила меня и желала добра. А я поцеловала ее мужа. Черт.