Я совершенно уверена в вашем бескорыстии, и для меня это еще одна причина сделать для вас все, что будет в моих силах.
Когда увидитесь с г-ном Д., уведомите меня, чем закончился ваш разговор. До тех пор пока я не буду этого знать, мне больше нечего сказать вам.
Деврё показала мне ваше письмо к ней; оно исполнено дружеских чувств, но вы столько раз употребили в нем слово «мадемуазель», что это все перечеркивает. Можете счесть меня слишком суровой, но клянусь вам, я безжалостна только к тому, что идет вразрез с искренностью. В этом отношении я не знаю пощады. Прощайте, моя королева; вы можете показать это письмо нашему другу. Я не имею от него тайн.
Впервые госпожа дю Деффан с Вольтером встречаются в 1723 году в замке Ла-Сурс близ Орлеана. Между ними возникает мгновенное притяжение, прежде всего дружеское. Она восхищается его выдающимся умом, и это взаимно! Однако их отношения страдают от связи Вольтера с Эмили дю Шатле, возникшей в 1734 году: госпожа дю Деффан ту терпеть не может и высмеивает ее претензии на занятия физикой. Кроме того, Вольтер не живет в Париже, да и во Франции бывает нечасто. Проведя какое-то время при прусском дворе, он перебирается в Женеву, а затем, в 1758 году, – в замок Ферне, расположенный на французско-швейцарской границе. Сохранились 103 письма госпожи дю Деффан Вольтеру – она всегда делала копии со своих посланий ему. Публичное чтение писем великого человека и своих ответов было кульминацией светских и литературных вечеров в ее салоне. Переписка между «монастырем Сен-Жозеф» и «Альпами», длившаяся, с некоторыми перерывами, более 15 лет, – одно из величайших эпистолярных сокровищ XVIII века. Нижеследующее письмо положило ей начало.
5 января 1759 года
Мне казалось, милостивый государь, что вы позабыли меня; я о том сокрушалась, но не сетовала. Однако величайшая потеря, которая могла когда-либо постичь меня и переполнила чашу моих страданий, напомнила вам обо мне. Никто не говорил о дружбе совершеннее вас, и как ее величайший знаток вы можете судить о том, какую боль я испытываю. Друг [Жан-Батист-Николя де Формон, умерший в 1758 году], которого я буду оплакивать всю жизнь, позволял мне прочувствовать истинность строк, содержащихся в вашей «Речи об умеренности»: «О божественная дружба! Блаженство совершенное!»