– Девушке Лите… – с трудом выговорил Зихо. – Она долговая рабыня на твоей капустной ферме.
Лита захохотала громко и очень оживлённо, а молодой господин криво усмехнулся, нашаривая плеть. Но старый господин тоже поднял правую руку с украшенным каменьями ножом, принимая последнее желание Зихо:
– Быть тому.
И тогда молодой господин замахнулся плетью, чтобы хлестануть съёжившегося раба-живописца Вишо, прикованного длинной цепью к седлу (а кого ещё бить в ярости? – «обречённого не бьют»! – закон!). Но ставшая вольной девушка Лита красиво вышла из толпы удивлённых рабынь и вручила Зихо очень смешное оружие: костяной топорик, каким женщины отбивают свиное мясо, чтобы оно оставалось мягким после углей очага. И, кусая губы, неожиданно отвесила Зихо оглушительную пощёчину. Вторую, третью… На её прекрасных ресницах дрожали слёзы. Плюнула ошарашенному Зихо под ноги и ушла, не оглядываясь и подрагивая плечами. А молодой господин засмеялся, пряча плеть.
Три долгих, но очень коротких дня Зихо приводил в порядок свои дела, как приучила покойная мать. Всё ненужное теперь железо, которое нашёл в доме – одиннадцать подков и старый отцовский топор – отнёс кузнецу Нирго. Свою новую, запасную одежду он вручил первому, кто пришёл проститься, таким оказался старый рыбак Эдго. И, готовый к походу, Зихо явился в замок, где на Стене Вечной Собственности раб-живописец Вишо высек повеление старого господина: «На незыблемых правах обречённого отныне и навсегда свободной девушке Лите принадлежит дом охотника Зихо, его сад, утварь, тысяча шагов леса от южной стены его дома до оврага и тысяча шагов леса от западной стены до ручья, а также всё остальное, крупное и мелкое, ранее принадлежащее вольному охотнику Зихо, в присутствии которого и начертано». Зихо дважды промахнулся по зубилу, попадая по руке Вишо, но кое-как выбил своё имя. И впервые оказался в высоченном Зале Обречённых, под сводами которого гулко зазвучали слова клятвы, повторяемые Зихо вслед за старым жрецом Духов Огня:
– В походе я буду слушать только благородного воина, которому несу вторую пику, и буду говорить только с ним… Мои уши оглохли для остальных… Я не покину места у его стремени… Я не дрогну в битве, если благородный воин падёт раньше меня… Я буду сражаться даже над его телом и тем оружием, которое окажется доступным моей руке… Будучи поверженным и пленённым, я назовусь своим именем и приму любую смерть с гордостью…