Тарик оставил ее, сердце его сжималось. Он видел не только голод и жажду, но и сломленный дух, отчаяние, которое убивало быстрее, чем отсутствие воды. Его связь с песком делала это отчаяние почти осязаемым, передавая ему боль и безнадежность самой земли.
Вернувшись во дворец, он сразу направился к покоям своего отца, Султана Файсала. Султан сидел на подушках, глядя в пустоту. Его лицо, когда-то полное силы и достоинства, теперь было серым и изможденным. Болезнь, вызванная, как шептались, не только возрастом, но и горем за свое угасающее королевство, подтачивала его силы.
«Отец,» сказал Тарик мягко, опускаясь рядом.
Султан медленно повернул голову. В его глазах была глубокая печаль. «Тарик. Ты вернулся. Как… как дела в городе?»
Тарик не стал скрывать. «Плохо, отец. Хуже, чем мы думали. Люди страдают. Урожаи погибли, колодцы пересохли. Квартал гончаров пуст.»
Султан вздохнул, этот звук был как шелест сухого песка. «Я знаю, сын. Я чувствую это. Каждая новость – удар. Мы сделали все, что могли. Молились, отправляли караваны, предлагали награды. Ничего не помогает. Эта Засуха… она словно пожирает саму суть нашего мира.» Он покашлял, прикрыв рот рукой. «Мои силы уходят, Тарик. Скоро… скоро бремя ляжет полностью на твои плечи.»
«Я готов, отец,» ответил Тарик, хотя слова казались слабыми перед лицом такой катастрофы.
«Готов… но что ты будешь делать?» Голос Султана был полон бессилия. «Традиционные пути исчерпаны. Визири безмолвствуют. Жрецы разводят руками. Может быть… может быть, это воля Аллаха? Наказание за наши грехи?»
«Я не верю в это,» твердо сказал Тарик. «Это не наказание. Это болезнь. Болезнь земли. И должна быть возможность ее исцелить.»
Султан лишь покачал головой, погруженный в свою печаль. «Я возлагаю на тебя все надежды, сын мой. Ты молод, у тебя есть сила, которую я уже потерял. Ты… ты всегда был ближе к земле, к песку, чем я. Может быть, ты сможешь услышать то, что было скрыто от нас.» Он протянул слабую руку и коснулся руки Тарика. «Ищи, Тарик. Ищи любое решение. Любой путь. Даже если он кажется невозможным. На кону стоит все.»
Выйдя из покоев отца, Тарик почувствовал, что бремя стало почти физически тяжелым. Слова Султана были не просто благословением, но и последней мольбой, передающей ему всю ответственность за судьбу Аль-Дюна.