Это была молодая женщина в мешковатом крестьянском саке, запахнутом на груди и перевязанном простым кушаком, в грубом шерстяном платке, закрывавшим всю голову и шею, из серого кокона которого белело только её лицо. В одной руке она несла уродливый узел, в другой держала ладошку маленького, тщательно укутанного ребёнка…
…Ни о какой шляпке с коралловыми перьями не было и помину – так же, как и о кружевном зонтике, и о нитке жемчужных бус… Всё это безвозвратно осталось в прошлом. Сияющая улыбка, способная очаровать само солнце, тоже исчезла, будто и не бывало. Она заметно похудела, слегка постарела, бледное лицо её хранило следы слёз и лишений.
Очутившись перед ним, она, как и прочие беженцы, прятала взор… но вдруг как будто что-то заставило её поднять глаза…
Она смотрела на него без надежды и ни о чём не просила. Быть может, сейчас память показала ей, словно цветное кино, плывущую по воде шляпку… а затем и его – молодого, вымокшего и смущённого, с неловкой скупой улыбкой вернувшего ей пропажу…
Тогда в его памяти осталась ослепительная белозубая улыбка безупречной барышни… больше этой улыбки не существовало, теперь он видел глаза – большие, ясные, навеки затаившие в такой же серой, как вода залива, глубине отчаяние и страх…
Он машинально спросил документы, она молча протянула ему паспорт… Он раскрыл истрёпанную книжицу. Стоявшая перед ним женщина значилась мещанкой, имя прописано было чужое, с фотокарточки смотрело абсолютно незнакомое, грубоватое лицо деревенской бабы…
Потупив взор и крепче сжимая ручонку ребёнка, она неподвижно стояла перед ним, молча ожидая решения своей участи.
Не задав ни единого вопроса больше, он захлопнул книжицу, возвратил ей и слабо кивнул на пароходный трап:
– Поднимайтесь на борт…
– Эй, всё у тебя там в порядке? – окликнул его грубый от ветра голос старшего. – Чего замешкался?
– В порядке! – отозвался он в тон ему, так же грубо. – Мещанка с дитём…
Незаметно приложив к немым губам сгибы холодных, по-прежнему тонких и изящных пальцев в знак благодарности, она поднялась на борт, увлекая за собой малыша. Суровое море понесёт их на чужбину, навстречу новой судьбе…
…Когда трап, наконец, был поднят, он обернулся и посмотрел вслед отчаливавшему пароходу. Она стояла на палубе, близко к лееру, держа на руках малыша. Взгляд её не искал в толпе краснофлотца – она видела его, давно уже смотрела, немо и неподвижно, на ленты бескозырки и красную перевязь на чёрной скале бушлата… Теперь она видела его лицо – возмужавшее, слегка изменившееся, – прямой и долгий взгляд, обращённый на неё с пристани… Улучив секунду, когда поблизости никого не было, он быстро поднял ладонь к бескозырке, отдавая последнюю честь бывшей барышне… Она не улыбнулась и всё так же смотрела на убегающую пристань и рослую фигуру в чёрном бушлате до тех пор, пока береговая линия не вытянулась в узенький кант серого неба вдоль горизонта, а фигура краснофлотца окончательно не исчезла из виду…