Однако радикальность Когена – одновременно и его слабость. Редукция трансцендентального к чистой логике, игнорирование проблематики субъективности и историчности познания вызвали резкую критику со стороны Хайдеггера, Дильтея и других мыслителей, утверждавших, что неокантианство утрачивает связь с жизненным миром. Тем не менее, даже в этой критике сохраняется диалог с когеновской парадигмой, что свидетельствует о её непреходящей значимости.
Неокантианство, возникшее как реакция на спекулятивный идеализм Гегеля и натуралистические тенденции XIX века, во многом опиралось на кантовские идеи, особенно на его акцент на эпистемологии и методологии науки. Разделы, посвящённые «Трансцендентальной эстетике» и «Аналитике понятий», подчёркивают роль априорных форм чувственности и рассудка в конституировании опыта, что стало центральным для марбургской школы неокантианства (Г. Коген, П. Наторп), которая интерпретировала Канта через призму логики научного познания. Баденская школа (В. Виндельбанд, Г. Риккерт), в свою очередь, акцентировала ценностный аспект, что коррелирует с разделами о «Критике всех теологий из спекулятивных принципов» и «Идеале высшего блага», где Кант разграничивает знание и веру, науку и мораль.
Герман Коген в своем комментарии к предисловиям «Критики чистого разума» Канта раскрывает не только методологические и систематические основания трансцендентальной философии, но и выводит из них глубокие следствия для всего неокантианства и современной философии в целом. Анализ Когена демонстрирует, что кантовский проект – это не просто критика предшествующей метафизики, а радикальная переориентация самого способа философствования, переход от догматического утверждения бытия к критическому исследованию условий возможности познания. В первом предисловии Кант позиционирует свою работу как суд над метафизикой, который должен положить конец хаосу скептицизма и догматизма, установив «полную спецификацию согласно принципам». Однако уже здесь видно, что критика – не просто отрицание, а конструктивное усилие, направленное на обоснование метафизики как науки.
Второе предисловие, как отмечает Коген, знаменует методологический прорыв: Кант переосмысляет свою позицию, переходя от авторского утверждения к рефлексивному чтению собственного текста. Это предисловие становится ключом к пониманию трансцендентального метода, который Кант сравнивает с революциями в математике и физике. Греки, в отличие от египтян, совершили переворот, поняв, что познание – не пассивное восприятие, а активное конструирование. Галилей и Торричелли показали, что разум постигает лишь то, что сам создает по своему замыслу. Этот принцип Кант переносит на метафизику: объекты должны сообразовываться с нашим познанием, а не наоборот. Тем самым он радикально пересматривает традиционное понимание объекта как «данного», заменяя его концепцией объекта как продукта синтеза рассудка и чувственности.