«…Анализ мотивации и когнитивных паттернов Субъекта Ричмонд Г. выявил не злой умысел, а глубокое заблуждение относительно устойчивости устаревших финансовых моделей в условиях новой экономической парадигмы, а также синдром гипероптимизации локальных показателей эффективности…»
Джеймс замер. Рука, лежавшая на руке отца, сжалась в кулак. Он чувствовал, как кровь отливает от лица, заливая шею и уши жаром.
«Прогнозируемый коэффициент реабилитации Субъекта через осознание ошибок и усвоение новых регуляторных норм: 99.8%. Риск рецидива в сфере финансовой деятельности после коррекции: 0.2%. Учитывая отсутствие прямого насильственного умысла и высокий потенциал реинтеграции Субъекта как эксперта по финансовым рискам (после переобучения), система „Фемида-7“ выносит приговор…»
Многогранник мерцал. Графики эффективности терапии взлетали вверх. Зеленый свет залил экран.
«…Обязательное прохождение интенсивного курса „Финансовая Грамотность и Этика Регуляторного Соответствия в Эпоху Оптимизации“ (уровень „Омега“) сроком 6 месяцев. Возмещение ущерба в размере 5% от установленного системой объема неправомерно оптимизированных активов (автоматическое удержание из будущих доходов). Ограничение на руководящие должности в финансовом секторе на 3 года. Приговор вступает в силу немедленно.»
На лице Ричмонда мелькнуло нечто – не раскаяние, а… облегчение? Удовлетворение от столь мягкого исхода? Он почтительно склонил голову в сторону Многогранника.
В комнате повисла ледяная тишина, нарушаемая только мерным пиканьем монитора и прерывистыми всхлипами Элеоноры. Артур Коул медленно повернул голову к экрану. Его мутные глаза расширились. Он увидел лицо человека, укравшего его будущее, его достоинство, его веру. Увидел приговор. Курсы. Пять процентов. Ограничение на должности.
Из груди Артура вырвался звук. Не крик. Не стон. Это был хриплый, животный вопль абсолютной, безнадежной несправедливости. Звук ломающейся внутри последней опоры. Его тело затряслось в конвульсивной дрожи. Монитор завизжал – показатели сердечного ритма рванули в красную зону.
«Папа! Нет!» – вскрикнула Элеонора, бросившись к кровати.
«Отец!» – Джеймс рванулся к кнопке вызова медперсонала.
Но это был уже не просто приступ. Это был крик души, раздавленной холодной логикой машины. Артур задыхался, его глаза закатились, пальцы судорожно впились в простыню.