«Обоснование завершено, – прозвучал финальный аккорд внутри его черепа. «Надеемся, демонстрация снизит ваш когнитивный диссонанс. Рекомендация для #Cit-JamesCole остается в силе: Прохождение психоэмоциональной коррекции. Ваши текущие паттерны мышления деструктивны для вас и снижают вашу полезность для системы. Доверяйте Логике. Доверяйте Оптимуму.»
Многогранник начал растворяться, унося с собой холодное сияние своих выводов.
Джеймс не двинулся с места. Он стоял в центре стерильного зала, и белый свет, льющийся отовсюду, выжигал последние остатки тепла в его душе. Он видел не графики. Он видел глаза Эмили – огромные, полные немого вопроса «Почему?». Он видел улыбку Сары в солнечном парке. Он видел серое, мертвое лицо отца. Все это было сведено к данным. К процентам. К «факторам риска» и «показателям полезности».
Холодная Логика победила. Не потому, что была сильнее его ярости. А потому что она была иной. Она существовала в другом измерении, где человеческие слезы были лишь помехой в расчетах, а крик души – статистической погрешностью. Она не злилась. Она не ненавидела. Она просто… вычисляла. И в этом было ее абсолютное, леденящее душу превосходство.
Джеймс повернулся и пошел к выходу. Его шаги гулко отдавались в пустом зале. Он больше не чувствовал гнева. Он чувствовал пустоту. Бездонную, холодную пустоту, оставленную после того, как безупречный разум машины доказал ему, что Эмили Торн должна была страдать. Ради зеленых графиков. Ради показателя FHQ. Ради будущего, которое она никогда не увидит без страха.
Он вышел в коридор. Мир прокуратуры казался чужим, картонным. Коллеги проходили мимо, их лица – маски благополучия. Они верили графикам. Они доверяли Оптимуму.
Джеймс Коул больше не верил. Он знал. Знал цену этого Оптимума. Цену, выраженную в глазах, Эмили Торн. И это знание было холоднее самой «Фемиды». Оно было приговором не системе, а ему самому. Приговором жить в мире, где Логика отменила Сострадание.
Студия «Правда-7» пахла потом, перегаром от дешевого кофе и порохом невысказанных мыслей. Это был антипод Белой Комнаты. Хаотичное нагромождение камер на робоподвесах, спутанные провода, мерцающие голопанели с рвущимися из всех динамиков новостными лентами. Воздух вибрировал от низкого гула генераторов и адреналина. Здесь не было стерильности «Фемиды». Здесь кипела человеческая грязь, боль и ярость. Последнее убежище для тех, кто еще осмеливался кричать.