Она бежала до тех пор, пока дыхание не перехватило горло. Потом – просто шла. Среди деревьев, среди теней. Там, где не было приказов.
Вдруг взгляд зацепился за что-то странное между корней. Кусок металла. Овал. Обитый ржавчиной люк. Старинный. С гербом. Полускрытый мхом.
Сердце застучало чаще. Она присела, провела пальцами по краю. Попыталась его приподнять – крышка не поддавалась.
И в тот момент, когда она уже собиралась надавить сильнее, за спиной раздался голос:
– Интересно, куда ты собралась?
Она замерла. Повернулась медленно.
Лирхт. Его лицо было закрыто капюшоном, но глаза – горели. Не гневом. Яростью.
– Я… – начала она, но слов не было.
Он подошёл ближе, без спешки.
– Знаешь, что хуже всего в беглецах? – Его голос был низким. – Они не умеют думать дальше следующего дерева.
– Я просто… —
– Ты просто что? Решила, что можешь исчезнуть? После всего, что натворила? После того, как тебе дали второй шанс?
– Это не… Я не хотела… – Она запнулась. Люк был за её спиной, как уличение.
– Тогда в следующий раз думай, прежде чем бежать в лес, где каждый корень может быть ловушкой. Или… чем-то хуже.
Он шагнул к ней. Она – назад.
– Ты не знаешь, что под этим люком. И слава богам, пока не знаешь. – Его голос стал жёстким. – Возвращаемся. Сейчас.
Паулин сжала кулаки.
– Я не вернусь просто так. Не после всего.
– Тогда я тебя утащу. На себе. Как дикого зверя.
Он не шутил. Это было видно по глазам.
Она отвернулась и пошла первой. Медленно. Через кусты. Через ветки. Он следовал за ней, не произнося ни слова.
Когда они вернулись на базу, её заперли в казарме. Без допросов. Без объяснений. Только замок и тишина.
Но Паулин уже знала: за этим люком – не просто тайна. Что-то, что Лирхт хочет скрыть даже от неё. И теперь она будет искать способ вернуться туда. Не ради побега.
А ради правды.
Особняк Альвескардов утопал в полумраке янтарных ламп и запахе дорогого табака. Высокие окна скрывались за тяжёлыми портьерами, на резных столиках стояли бутылки с выдержанным бренди, в стаканах отражались отсветы пламени из камина. Здесь редко говорили громко. Здесь привыкли договариваться. Или приказывать.
Лирхт сидел в глубоком кресле, полуразвернувшись к огню. Его взгляд был прикован к языкам пламени, но мысли были далеко за пределами комнаты. Напротив – двое мужчин в чёрном. Советники. Старшие из рода. Их лица были скрыты тенями, но голос одного из них прорезал тишину: