Он медленно обернулся. В глазах – всё то же ледяное спокойствие, за которым она уже начинала различать нечто другое. Презрение. Холодное, глубокое, утомлённое.
– Я сделал то, что должен был. Иначе тебя бы выдали, как скотину на рынке.
– А ты не скотник? – Паулин сделала шаг ближе. Плечи дрожали, но она не позволила себе упасть. – Ты не лучше них. Только хищник в форме. Всё это было… – она замялась, сглотнула. – Это было настоящее?
– Смотря, что ты называешь настоящим, – спокойно произнёс он. – Ночь? Или то, что ты теперь моя? Это было решено ещё до бала.
– Я не твоя! – выкрикнула она. – Я человек, не собственность!
Он подошёл вплотную. Паулин отступила, уперлась спиной в стол. Лирхт не коснулся её, но каждое его слово – будто удар.
– Тогда скажи это тем, кто видел твоё лицо, когда я тебя брал.
Её лицо побледнело, дыхание оборвалось. На миг – только на миг – в её глазах мелькнул ужас. Потом гнев. Потом рука.
Пощёчина. Резкая, звонкая, разрывающая воздух.
Лирхт не пошатнулся. Только чуть приподнял бровь, насмешливо, почти лениво.
– Вот теперь ты стала похожа на себя.
Он отвернулся. Подошёл к столу. Взял тонкий свиток с гербом Райнильдов и бросил на стол.
– Хочешь знать, что это? – Он повернул голову. – Альбрехт подтвердил помолвку. Хотел разыграть карту с миром, пока ты лежала в моей постели.
– Я не знала…
– Не знал никто. Кроме него и Шион. – Лирхт усмехнулся. – Но я решил по-другому.
Паулин подошла ближе. Губы едва двигались.
– Что мне теперь делать?
– Делай, что хочешь. Но если ещё раз сбежишь, я не буду тебя возвращать. Я просто поставлю клеймо. И тогда всем станет ясно, кому ты принадлежишь.
– Я не принадлежу тебе!
– Тогда докажи это. Не слезами. Не бегством. А выбором. – Он бросил на неё взгляд, пронизывающий. – Иди. До утра ты свободна. Потом – нет.
Паулин выбежала. Дверь за ней хлопнула.
Она шла, не разбирая дороги, пока боль в груди не превратилась в удушье. Мир плыл, как в тумане, каждый шаг отдавался гулом в висках.
Слёзы не лились – они застыли где-то внутри, как лёд. Она не думала. Не чувствовала. Только шагала.
Когда ноги сами привели её к лазарету, Паулин вошла, как привидение. Прошла мимо дежурной, не встречаясь взглядом, и заперлась в пустой комнате. Умывальник, белый свет, аптечный ящик.
Пальцы дрожали. Склянка с серой этикеткой. Её взгляд был стеклянным. Всё в теле кричало – сбрось, очистись, исчезни. Прекрати быть телом. Прекрати быть.