– Теперь ты помнишь, кто решает, – прошептала она. – Я не пугало. И не герб. Я – конец их алфавита.
Шион застонала. Не от боли. От возбуждения – рефлекторного, телесного, как будто тело вспомнило больше, чем разум готов был признать. Это не был звук покорности – это был отклик. Прежний. Инстинктивный. Необратимый.
По залу прошёл едва уловимый, но чёткий отклик. Кто-то откашлялся слишком громко. Несколько делегатов Райнильд побледнели. Один из наблюдателей в заднем ряду замер, вжавшись в кресло. Даже голос хрониста, механически записывавшего происходящее, на миг дрогнул, прежде чем продолжить.
Кто-то уже не просто боялся Паулин. Кто-то – начал верить в неё.
А затем – повернулась к залу. К ним всем.
И кстати, – произнесла она, чуть мягче, будто между прочим. – Насчёт земли Ленц… Можете оставить её себе. Мне плевать. Сожгите, поделите, стройте очередную столицу. Это не изменит того, где я стою.
В зале повисла тишина. Даже те, кто хотел возразить, – не нашли слов. Потому что впервые кто-то не защищал род – а отказался от него.
– Я не воюю за границы, – добавила Паулин. – Я решаю, где они проходят. Всё остальное – шум.
И ушла. Медленно. Спокойно. Под взглядами, полными ненависти, страха… и интереса.
А Лирхт стоял. И впервые – не знал, говорит ли за ним хоть кто-то из зала.
Молчание продолжалось. Кто-то пытался вернуть голос – но не было слов. Один из представителей Райнильд зашептал что-то помощнику, тот только кивнул и поспешно вышел.
Шион медленно вытерла щёку. Остатки крови уже впитались в кожу, но жест был не о чистоте – о том, чтобы сохранить равновесие.
– Нам следует пересобрать повестку, – хрипло произнёс кто-то с дальнего ряда. – Всё изменилось.
– Нет, – коротко ответил Лирхт. – Повестка остаётся. Она просто… усложнилась.
– Усложнилась? – Шион подняла бровь. – Это ты называешь усложнением?
– А ты называешь это контролем? – бросил он.
Шион не ответила. Просто посмотрела на него. Слишком долго.
– Тогда закончим на этом, – сказал кто-то из нейтрального дома. – Иначе Совет потеряет лицо.
– Уже теряет, – прошептала женщина в синем. – Или отдаёт своё другому.
Рядом с ней никто не возразил.
Он ворвался в её покои, словно в поле боя.
Дверь ударилась о стену. Паулин даже не вздрогнула.
Она лежала на диване, полуобнажённая, в лёгком халате, распахнутом на груди. На ней – ничего лишнего. Только кожа. И медленное, ленивое дыхание, будто она ждала его не секунду, а всю вечность.