– Но помни: стоит этой силе покинуть твое тело, лезвие заржавеет… и рассыплется в прах.
Я стоял перед ними на коленях, не помня даже своего настоящего имени. Их слова впечатывались в остатки моей души, но в мгновенье вылетали из памяти. Один из Архонтов протянул руку, и в грудь мою впилась метка – раскаленное клеймо, выжигающее плоть и душу. Боль была нечеловеческой, животной, жгущей до криков, которых я не мог издать. Я задыхался, выгибаясь на черной земле Бездны.
– Запомни Кайрос, – прозвучали голоса как один. – Имя тебе станет судьбой, печатью и крестом. Но не жди понять смысл сразу – ты не увидишь метку, пока не придет время. И лишь тогда ты узнаешь, для чего был создан.
Они вложили в мои руки клинок – черный, изломанный, пульсирующий, словно живое существо, изнывающее от жажды. Я почувствовал, как он всасывает в себя остатки моей боли, как пьет мою ярость. Он стал продолжением моей новой сущности – демонической, искаженной, порочной.
С этого момента и начался мой путь в Бездне.
В следующий миг картинка сменилась. Я видел Люцифера, стоящего на вершине горы и смотрящего вниз, как его легион под моим командованием вступает в город. Позади, почти бесшумно, подошел Малебрах. Его голос был услужливым:
– Повелитель, Кайрос осмелился проявить сомнение, когда перешагивал границу города. Он колебался… на глазах у легиона.
Люцифер молчал. Взгляд его оставался прикован к горящим улицам. Потом он спросил:
– Зачем ты рассказываешь мне это, Малебрах? Разве Кайрос не был твоим учителем?
Малебрах опустил голову:
– Именно потому я знаю: он стал слаб. Он больше не достоин титула Князя. Его сомнения подрывают ваш авторитет.
Люцифер усмехнулся, обернулся:
– Кто же тогда достоин, по-твоему? Ты?
Малебрах пал на одно колено, склонив голову:
– Я вечен в верности вам, господин. И готов оправдать любые ожидания.
На губах Люцифера заиграла улыбка – ледяная, беспощадная. Он поднял руку и в это же мгновение рядом с ним материализовались Архонты.
–Покарать, – произнес Люцифер.
Сон оборвался.
Сквозь шепот и пепел, я увидел ее – фигуру, чье присутствие словно вытесняло саму реальность. Серебряная маска скрывала лицо, но глаза говорили за нее – холодные, безжалостные, с той надменностью, которой смотрят на проигравших. Ни страха, ни сочувствия – только оценка. Как будто я был книгой, которую она собиралась разобрать по строчкам и выбросить, если не найдет ничего ценного.