– Проснись, – сказала она ровно, почти машинально, касаясь моего лба кончиками пальцев, как ученый касается артефакта, не решаясь признать в нем личность.
Я открыл глаза. Свет – тусклый, но реальный. Дыхание сбивалось. Пот. Боль. Я был жив. Или почти.
Глава 4. Серебряная маска
Кайрос
Сознание всплыло, как деревяшка со дна, и тут же боль ударила под ребра. Я закашлялся – воздух пах пылью, плесенью и кровью.
Я очнулся на жесткой каменной скамье, окруженный затхлым полумраком. Надо мной висел потолок с потрескавшимися балками, покрытыми вековой пылью и паутиной. Сквозь узкое стрельчатое окно пробивался слабый свет – неясный, рассеянный, будто солнце стыдливо пряталось за облаками. По обветшалым иконкам и остаткам обвалившихся фресок я понял – это была часовня. Когда-то здесь молились. Теперь же – только мрак и тишина.
Боль в груди отдавалась глухо, ребра ныли, словно я провел ночь, придавленный валуном – не остро, но тяжело. Я попытался пошевелиться и зашипел от напряжения: грудь была туго перетянута серыми бинтами, местами пропитавшимися сукровицей; на плече – неаккуратные, но прочные швы, тянущие кожу; на боку – следы густой мази, перемешанной с запекшейся кровью. Мелкие порезы на предплечье, оставленные когтями Саргата, уже начали затягиваться. Тело восстанавливалось. Кто-то не просто пытался меня спасти – кто-то знал, что я выживу в любом случае.
Я попытался определить время суток, но не смог: свет в часовне был серым, безжизненным. Ни тени, ни тепла – только блеклое напоминание о дне за пределами.
– Проснулся, – раздался голос, который был холоден и остр как сталь.
Я повернул голову. В тени у стены стояла высокая женщина в серебряной маске. Даже мне, прошедшему сквозь кровь и бездны, было неуютно – маска, лишенная малейших признаков жизни, выглядела как отлитая из самой смерти. Незнакомка не просто стояла – замерла, как статуя, с прямой спиной, сложив руки на животе, словно вырезанная из стали воительница, забывшая, что значит быть живой. На ней не было накидки с капюшоном – вместо этого я увидел черные, как смоль, волосы, заплетенные в тугую косу, украшенную тонкими серебристыми бусинами, звенящими от малейшего движения. Через узкие прорези в маске почти не было видно глаз, но я почувствовал, как ее взгляд впивается в меня – пронзительный, изучающий.