– Я чувствую вину за каждую твою ночь с ним. Честно. Если бы я мог…
– Ты не можешь, – перебила я спокойно. – Никто не может.
– Ему сорок один, Бриэль… – выдохнул Теренс. – А тебе только двадцать шесть. Ты ещё сама не пожила.
Я прикрыла глаза на секунду. Эти цифры звучали как приговор. Он всегда звучал.
Антонио был старше. Умнее. Сильнее.
– Да, ему сорок один, – повторила устало. – И он мой муж.
– Муж, с которым ты не смеешь разговаривать нормально. Муж, при котором ты даже дышишь иначе, – голос брата сорвался. – Я знаю, что ты с ним не по своей воле. Чёрт, я причина, почему ты оказалась там!
Я уже не могла сдерживаться. Говорила резко, быстро, будто глотая воздух между словами:
– Ты прав. Ты причина, по которой я ношу кольцо, которое жжёт мне кожу. Причина, по которой я каждое утро просыпаюсь с ощущением тошноты и каждый вечер засыпаю с криком внутри. Ты думаешь, я не хотела жизни другой? Думаешь, я не мечтала хотя бы выбирать сама?
Он молчал.
Он не мог сказать ничего – потому что я говорила вслух то, что он сам не прощал себе уже годами.
Я вздохнула. Посмотрела на него.
Его глаза были полны боли. И любви.
И я сдалась. Хоть на секунду. Хоть немного.
– Прости, – прошептала. – Не хочу сейчас об этом. Не здесь. Не с тобой.
Он протянул руку, положил на мою – осторожно, мягко.
– Хорошо. Только поешь, ладно?
Я кивнула.
И впервые за долгое время… позволила себе улыбнуться. Настоящей. Маленькой. Уставшей.
Но – живой.
Я убрала руку с его ладони, потому что просто… так было легче дышать.
– Как мама с папой? – спросила я, опуская взгляд в чашку. – Они… нормально?
– Мама, как обычно, переживает за всех, но делает вид, что у неё всё под контролем, – Теренс чуть улыбнулся. – А папа… Папа работает с утра до ночи. Думаю, тоже старается не думать. Как и мы.
Я кивнула. Это было так в их семье всегда. Если тяжело – не говори. Терпи.
И я терпела. Все терпели.
– А ты? – я посмотрела на него уже с теплом. – Что с учёбой? Ты же хотел восстанавливаться?
Он почесал шею, будто неудобно стало.
– Да… Начал ходить на вечерние. Потихоньку. Не спешу.
– Это хорошо. Правда. Хочется, чтобы хоть у тебя всё сложилось.
Он усмехнулся.
– А у меня может сложиться?
Я приподняла бровь и склонила голову вбок.
– У тебя симпатичная улыбка. Ты добрый. У тебя всё ещё есть сердце. А это, поверь, большая редкость. И никто не знает о твоём прошлом, кроме нас.