Неизвестный
Я сидел в полумраке за столом, залитым бледным светом от нескольких мониторов. Картинки с камер видеонаблюдений шли прямо, без искажений – чистые, как операционная. На одном экране – холл медицинского центра. На другом – длинный коридор, ведущий к кабинету травматолога. Два других ловили её этаж – кабинет, приёмную, лестничный пролёт. Далее – на ресепшен в другой части, и так по всему зданию.
Я откинулся в кресле, сцепив пальцы под подбородком.
– Ну давай, Бриэль. Покажи мне, что с тобой сегодня.
Она появилась на экране в 9:16. Водолазка тёмная, как всегда – укрывающая всё, даже правду. Держала правую руку чуть скованно, как будто пыталась не двигать ею без нужды. Её шаг был ровным, но слишком аккуратным – болезненно выверенный, как у человека, знающего, что любое резкое движение отзовётся болью. Рядом с ней шёл Антонио до кабинета, а после развернулся и, поцеловав, направился к выходу.
Увеличив изображение до неестественной близости, наблюдал, как она выдыхает, заходит на пару секунд в кабинет, а после выходит без вещей, оглядываясь. Будто боясь, что её могут увидеть.
Третья камера – в углу, над входом в травматологию. Она часто ходила туда, и я был уверен, что сегодня не станет исключением. Через неё видел, как она поднимает рукава водолазки, нерешительно, будто раздевалась не перед врачом, а перед приговором. Женщина в белом халате осмотрела её руки, что-то резко сказала – по губам я прочёл:
“Так нельзя. Он издевается над тобой.”
Бриэль лишь опустила взгляд. Затем: “Не говори никому.”
Тишина. Только лёгкий шум вентиляции, да рябь на экране, когда одна из камер дёрнулась. Я наблюдал, как ей оказали помощь, а после она опустила рукава, поблагодарила и вышла – снова в своём панцире.
В 10:02 курьер занёс букет. Лилии. Конечно, лилии. Он, как всегда, «заглаживает» боль тем, что сам и сделал. Красивые цветы от гнилых рук. Бриэль приняла их, улыбнулась девушке, что занесла их, но в её глазах не дрогнуло ничего. Я видел эту пустоту. Эта женщина умеет быть невидимой в собственных чувствах.