5. И, наконец, моногамная семья. Здесь в брак вступает отдельная пара раз и на всю жизнь. История моногамии на протяжении примерно трех тысячелетий обнаруживает постепенное, но неуклонное ее усовершенствование, и прогресс ее, по мысли Моргана, еще далеко не закончен.
Представленный ряд семейных отношений, по убеждению Моргана, не отделен друг от друга резко очерченными границами: первая форма переходит во вторую, вторая – в третью, третья – в пятую, в общем-то, незаметно.
Работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» немного добавляет к нарисованной выше картине. По существу, эта книга лишь подводит идейную базу под этнографию Моргана: «Определяющим моментом в истории является, в конечном счете, производство и воспроизводство непосредственно жизни». Дикости и у Моргана, и у Энгельса, соответствует групповой брак, варварству – парный, цивилизации – моногамия. Некоторые конкретные детали со временем корректировались, однако общая концепция при этом, разумеется, сохраняется. Изначальной точкой отсчета указывается промискуитет, то есть полная половая свобода: вместо «войны всех против всех» по Гоббсу – «случка всех со всеми» по Моргану-Энгельсу, а дальнейшая медленная трансформация семьи заключается в поэтапном сужении круга лиц обоего пола, имевших право на взаимные сексуальные связи. Сужение это происходит по мысли Энгельса, конечно, под влиянием хозяйственно-экономических факторов, которые воздействуют на семейный уклад человечества как прямо, так и опосредованно.
Справедливости ради надо отметить, что взгляды, провозглашаемые Морганом и Энгельсом, берут свой исток в работах просветителей и материалистов XVIII века. Благодаря царившей тогда в России моде на все западное, французское особенно, доходившей, по позднему выражению А.С. Хомякова до «комической восторженности», эти взгляды были синхронно восприняты и отечественной мыслью.
Так, например, С.Е. Десницкий определенно уверен, что «первая степень смертных заключается в тесных натуры пределах, и первоначальное народов гражданство есть пустыня общая со зверьми; сих ловитвою и былием саморождаемым питается дикий пустынножительный гражданин, вертеп его дом, и одеяние нешвенное из кожи зверския; наг он из утробы матерния исходит плотию, и при первом появлении во свет он не меньше прочих животных и разумом обнажен»