4а
Павильон. Март. Ночь. Михайловский замок.
Нижняя кухня
В дверь кухни начинают с силой стучать. Марин, Аргамаков и прочие с одеял вскакивают. Откуда-то появляются заряженные пистоли, начинают сверкать шпаги. Александр фон Бенкендорф и его латыши тоже встают в позицию перед печкой, на которой спят в колыбелях малолетние Михаил, Анна и Николай Павловичи. Девицы постарше сбиваются в кучку и затихают. Сергей Марин громко кричит.
Марин: Кого в ночи черти носят?! Все места заняты.
Глухой голос из-за двери: Царь тут – преставился. Приказано всех детей его перевезти в безопасное…
Марин: Это куда – в Ропшу? Великие княжны и здесь в безопасности!
Глухой голос из-за двери: Кто это?
Марин: Прапорщик Преображенского полка Сергей Марин! А вы кто?
Глухой голос из-за двери: Какого черта? Сегодня должны быть наши люди – семеновцы!
Марин (с легким смешком): А вашим семеновцам сюда не положено! У нас – дамы! Ваш Константин как узнает, так будет ругать!
Дверь кухни аж выгибается от могучего удара снаружи. Такое чувство, что ударили чем-то очень тяжелым, увесистым, вроде тарана. Марин не задумываясь стреляет в дверь из своего пистолета. Грохот, пороховой дым. С той стороны двери кто-то вскрикнул. Остальные преображен-цы, ловко пригибаясь, подтаскивают к двери кухонный шкаф и подпирают им дверь. Поручик Аргамаков, как пастушеская собака, начинает подталкивать всю кучку девиц и свирепо шепчет Александру Бенкендорфу.
Аргамаков: Что рот раззявили! Кроватки с детьми быстрее за печь! И всех девок туда же! Каменную печь они не прострелят!
Латыши начинают стаскивать кроватки с детьми за большую кухонную печь, дети просыпаются и плачут, великие княжны и прочие девицы забираются в тесный угол. На дверь начинают сыпаться тяжелые удары. Однако кухонный шкаф тяжел, и дверь теперь даже и не шевелится. Слышно, как с той стороны бросают на пол некую тяжелую вещь, которую использовали как таран. Кто-то ругается, затем раздается пара выстрелов. Тяжелый шкаф, которым заложена дверь, от пуль вздрагивает, от него идет во все стороны то ли пыль, то ли мука, но прострелить его невозможно. За дверью опять кто-то ругается, кто-то стонет, и затем там становится тихо. Марин, чуть еще подождав, опускает курки у своих пистолетов и, усмехаясь, приказывает Косте Бенкендорфу.