Они начали двигаться, идя по воображаемой дороге. Элара чувствовала себя потерянной в этом хаосе, который был гораздо более пугающим, чем любой кошмар, который она себе представляла. Она не могла использовать свою магию, потому что здесь не было стабильной реальности, чтобы её плести.
«Как ты здесь ориентируешься?», – спросила она.
«Я чувствую тени», – Каэль закрыл глаза. – «Я чувствую, куда они движутся. Куда тянет самая сильная боль. Я ищу нить, сотканную из нашего забвения. Она должна быть здесь».
Они двигались в тишине, нарушаемой только шёпотом нитей. Внезапно Элара почувствовала, как её тело пронзил ледяной холод, который был не физическим, а эмоциональным. Она оглянулась и увидела огромную, тёмную фигуру. Она была сплетена из тысяч разорванных нитей, и её глаза светились красным. Это был Кошмар Забвения, самый большой, который она видела. Он был похож на огромный, безликий сгусток ярости.
«Они чувствуют нас», – прошептал Каэль, вытаскивая свой посох. – «Они хотят поглотить нас. Ты готова сразиться со своей тенью, Элара?»
Она посмотрела на кошмар. Она могла сбежать. Она могла спрятаться. Но она знала, что должна столкнуться с ним лицом к лицу. Она уже приняла свою тень. Теперь ей нужно было научиться с ней сражаться.
«Да», – ответила она, и в её голосе не было ни страха, ни сомнений. – «Я готова».
Глава 4: Лабиринт Забвения
Мир вокруг Элары и Каэля был не просто пространством, а живым, хаотичным штормом. Нити всех цветов и текстур – от шероховатых и колючих до гладких и шелковистых – переплетались в бесконечный, движущийся лабиринт. Здесь не было воздуха, чтобы дышать, но Элара чувствовала, как её лёгкие наполняются чистым, холодным ощущением, похожим на свежесть после грозы. Здесь не было звука, но она слышала постоянный, низкий гул, похожий на коллективное бормотание миллиардов забытых душ, которые не могли найти себе покоя.
Кошмар Забвения, появившийся перед ними, был не просто существом, а воплощением чистого, неконтролируемого ужаса. Он был соткан из разорванных нитей, которые когда-то были мечтами, а теперь превратились в острые, колючие шипы. Его огромный, безликий силуэт клубился, как дым, а два красных, светящихся глаза излучали не злобу, а голод – голод по вниманию, по теплу, по принятию. Он хотел поглотить их, чтобы заполнить свою пустоту.