…Шел 1899 г. Калинин с товарищами решили повторить попытку проведения маевки, которая должна была стать первой для путиловцев. Более тысячи листовок разлетелось по заводу. В день Первомая в Шереметьевском лесу собрались сотни людей. В самый разгар речи кто-то крикнул: «Полиция!». Лес оказался окруженным полицейскими. Решено было разойтись группками, сделать вид, что гуляют. На этот раз, к счастью, обошлось без арестов.
На очередном собрании кружка решили сделать следующий политический шаг – провести общезаводскую стачку. Изо всех цехов и мастерских поступали сообщения о росте недовольства притеснением администрации. Весь июнь шла кропотливая подготовка стачки. Калинин развил необычайную энергию: он устраивал сходки рабочих на разных конспиративных квартирах, распределял литературу, листовки, давал указания, как и вокруг каких вопросов агитировать, участвовал в составлении прокламации. Возник и еще один повод к выступлению – в начале июля в вагонных мастерских опять снизили зарплату, что вызвало возмущение рабочих. А тут еще несчастный случай с одним из кружковцев. Он работал на токарном станке, стоявшем близ огромного, 12-пудового маховика. Маховик был негодным, требовавшим ремонта, и мастер цеха знал об этом, да все откладывал, понимая, что тогда ведь цех пришлось бы на какой-то срок останавливать. Отскочившей от маховика деталью парня убило насмерть.
В разбрасываемой на заводе листовке, написанной Калининым, рабочие призывались к забастовке. К обеду 3 июля листовки облетели почти весь завод, и люди готовы были прекратить работу и бастовать. Но и заводская администрация, словно чувствуя что-то неладное в рабочих массах, приготовилась к отпору: по цехам вновь то тут, то там сновали шпики, появилась полиция. Пришлось временно отступить и не начинать забастовку. Одновременно Калинин своему другу Татаринову предложил незаметно исчезнуть с заводской территории и дома, где он жил, уничтожить оставшиеся нераспространенными листовки. Но полиция располагала верными сведениями и вечером заявилась в дом, что в Огородном переулке, где жил Татаринов. Вошедший пристав первым делом кинулся к печке, ковырнул пепел:
– Бумагу жгли? Листовки?
– Чай подогревали, – последовал ответ.
Полицейские чины неторопливо производили обыск, заглядывая во все углы, переворачивая и просматривая нехитрый скарб жильцов, листая стоявшие на полках книги. Один из них, подойдя к стене, на которой висел портрет Маркса, поинтересовался, не родственник ли. «Дед», – услышал в ответ.