Комплексное плавание, или Дни, когда я научилась летать - страница 2

Шрифт
Интервал


Когда мы вернулись домой, брат только проснулся и ждал нас на диване в гостиной. Он улыбался, радуясь нашему приходу, и строил башню из пластиковых стаканчиков ― какой малыш не любит эту простую игру… Затем мама наконец заговорила.

«Ваш папа умер. Теперь мы остались втроем».

Произнеся фразу, которой суждено было навсегда изменить нашу жизнь, она заплакала. Горько, тихо, сдержанно. Это был плач матери, пытавшейся держать себя в руках перед своими маленькими детьми. Вслед за ней заплакала я. А вслед за мной разревелся и братик. Его зовут Рауль. Это случилось, когда ему не было и двух лет. А мне на следующей неделе должно было исполниться четыре. Так, незадолго до моего четвертого дня рождения, жизнь заставила меня состариться на тысячу лет. Всего за пару часов.

Все это было очень странно. Недоступно пониманию ребенка. Я до сих пор не могу это осознать. Вчера папа был рядом с нами, а сегодня его не стало. Он исчез.

«Куда делся папа? Что с ним случилось?»

У меня нет ответа на этот вопрос. Я не говорю об объяснении этого события с точки зрения веры, и не только потому, что боюсь призраков, монстров, прячущихся в школьных туалетах, и всего, что связано с непознанным. Но у меня нет практического, объективного ответа, который бы меня удовлетворил. Я не знаю, что случилось с моим отцом. Как он умер. Был ли это несчастный случай, болезнь или злой рок. Знаю только, что в четыре года мне пришлось понять смысл слова, которого не должно быть на устах ни одного ребенка в этом мире, ― слова «смерть». По крайней мере, дети не должны узнавать его так внезапно, как это случилось со мной.

Смерть.

Слово, совершенно бессмысленное для ребенка, который совсем недавно научился говорить и для которого самым сложным испытанием было провести несколько часов вдали от матери или собрать головоломку в виде медведя. Но прежде чем вы заметите отсутствие кусочка в этой странной головоломке, которую представляла собой моя жизнь до настоящего момента, позвольте мне забежать вперед и предупредить: я ничего не знаю о смерти отца и даже не помню его лица, потому что мама никогда больше не касалась этой темы. Мы переехали, она спрятала его фотографии неизвестно куда, держалась от его родственников на расстоянии и никогда, никогда не отвечала ни на один вопрос о том дне ― дне, когда он исчез. Единственное, что она рассказывает о папе, ― это история о том, как я сама научилась плавать. Это не мое воспоминание. И эта история не о нем ― это моя история.