китайцем.
Моя бывшая преподавательница французского – вдобавок, по ее словам, знаток йоги – своего не упустит. Однажды утром, спозаранку, она звонит мне и говорит, что ничего не понимает и что мы не можем расстаться, по крайней мере, «вот так»… Она назначает мне свидание на улице Бюси, в кафе, куда я привык заходить до или после уроков. Я соглашаюсь без уговоров, но и без малейшего желания ее видеть, заранее смирившись с предстоящим мне тупиком и унылым густым молчанием, которое повиснет между нами. Она несколько дней не мыла голову, но я делаю вид, будто не замечаю этой детали, не предвещающей ничего хорошего. По китайской привычке, требующей от сильного всегда смотреть на того, кто слабее, «снизу», я говорю ей, мол, мне очень жаль, что я ушел, и я рад ее видеть. Она напрягает шею с уверенностью всегда правого, гладит мою руку, и эта нежность, от которой я пьянел еще недавно, вдруг вызывает у меня тошноту. Прошло три недели с момента моего ухода, у нее было время составить список претензий ко мне. Сумма упреков – вполне конкретных, но предъявленных вперемешку, – омрачила все ее воспоминания, в том числе и те, что не касаются нас. Она возненавидела время, проведенное не только со мной, но и без меня, она не может больше выносить всего, что напоминает ей о «нас», в частности свою работу и Париж. Я говорю ей, что мне очень жаль, энергично сжимаю ее руку в своей, она отмахивается коротким жестом, от поспешности которого мне становится не по себе. Ожидая ее, я заказал две кружки пива и предлагаю ей пригубить этот рыжий и чувственный напиток, который она, кажется, любила раньше… Тут она набрасывается на мою историю и на мою страну, она ее знать не знает, но подозревает в худшем, «достаточно взглянуть на мое лицо». Впервые она упоминает об этом; в свой черед она обидела меня. В ответ я молча кладу ладонь на щеку, чтобы прикрыть ее, но не только, – еще, наверно, чтобы попросить прощения, ибо моя щека в этой истории ни при чем, Китай тоже, да и вообще никто ни при чем. Я понимаю Флору, которая мечется между нехваткой любви, мужества и своими мелкими, такими предсказуемыми претензиями. Скоро она покинет Париж, проклиная меня. Я же ее не забуду. Как забыть тех, кто так нуждался в вас?