– Вы… вы картограф? – спросил он, указывая на фотографию и циркуль. Удивление заставило его забыть о мрачных предостережениях.
Себастьян, поправляя воротник своего вытертого бархатного пиджака, скользнул взглядом по изображению. В его тлеющих глазах мелькнуло что-то неуловимое – то ли грусть, то ли ирония, то ли отголосок давней гордости.
– Был, милейший – ответил он просто, голос его стал ещё тише, ещё суше. – Давным-давно. Наносил на бумагу очертания гор, рек, городов… Пока не осознал одну фундаментальную ошибку. – Он медленно подошёл к комоду, его костяной палец с жёлтым ногтем лёг не на фотографию, а на свою собственную височную кость, постучав по ней. – Настоящие территории, уважаемый, самые важные и самые опасные для исследования, находятся не снаружи. Они – вот здесь. Внутри нас самих. – Его палец ещё раз стукнул по виску. – Мы все картографы, хотим того или нет. Каждый день, каждую минуту. Мы рисуем карты своей любви, отмечая на них оазисы счастья и пустыни разочарований. Мы чертим карты своих потерь… лабиринты, из которых нет выхода. Конечно же, мы составляем подробнейшие карты своих самых потаённых страхов. Самые точные, самые детализированные… и самые тёмные. Вот настоящие материки, которые стоит исследовать. Или… которых стоит бояться. – Он повернулся к двери, его тень, гигантская и уродливая, заплясала на стене с картой неизвестной земли. – Доброй ночи… и не забывайте о болоте.
После ухода Себастьяна, чьи шаги, эхом отдавались в пустом коридоре, Леон остался наедине с клеткой теней. Тишина в комнате нарушалась лишь потрескиванием старых балок и настойчивым завыванием ветра за тонким стеклом. Желая отвлечься от мрачных мыслей и предостережений о "мокрых воспоминаниях", он начал бесцельно осматриваться. Взгляд упал на ночной столик из тёмного, почти чёрного дерева, стоявший у кровати с прогнувшимся матрасом.
Потянув за липкую ручку ящика, Леон обнаружил под слоем пыли стопку пожелтевших, ломких телеграмм. Штемпели на них были стёрты временем, текст выцвел до нечитаемости – лишь обрывки фраз, похожие на крики утонувших кораблей: "...не опаздывай...", "...опасно...", "...прости...". Под этим архивом утраченных сообщений лежала книга и странный компас, стрелка которого медленно вращалась.
Тонкий том в потертом кожаном переплете цвета запекшейся крови. Золотое тиснение на корешке почти стёрлось, но на лицевой стороне ещё угадывались слова: «